Есть великолепный рассказ Яна Кросса «Час на стуле, который вращается». Это монолог сына издателя первой массовой эстонской газеты «Ээсти постимеэс» Иоганна Янсена — Эугена, который, крутясь на фортепианном стуле от инструмента к письменному столу, пишет ответ на обвинение в продажности, брошенное его отцу.

Если бы можно было написать историю такой, как она есть!
Лидия Койдула — эпиграф к роману Я.Кросса «Между тремя поветриями».

Оказывается, что человек, заложивший основы первой крупной газеты и создавший сам стиль эстонской печати, имел письменный договор с господином Виллегероде, и этот немец за свои деньги, которые она передавал Янсену, контролировал общее направление газеты. Старый Янсен позицию своих обвинителей считал вздорной. «Да, брал, — говорил он, — ибо у газетчика никогда в жизни они (руки) не бывают свободными! Во всяком случае, под крылом благословен царского орла! Да едва ли и еще где-нибудь». Когда-то сын бросил отцу: «Господи Боже мой. Ты опозорил нас!» И вот пятьдесят лет спустя, вращаясь на стуле от клавиш к бумаге, уже старый Эуген Янсен пишет письмо в защиту отца.

Что же произошло? Перемена позиций? Заблуждение? Нет — это перемена угла зрения. Только доля градуса разделяет оценки. Чуть изменились обстоятельства, чуть сместился угол зрения, и события предстают в ином свете.

К.Якобсон, Фельман, Крейцвальд, Келер и другие немногочисленные первые эстонские интеллигенты получили образование на немецком языке. Просто потому, что среднего образования на родном эстонском не существовало. Уже в уездное училище принимали только тех, кто умел читать и писать по-немецки. Эстонский язык не преподавали ни в училищах, ни в гимназиях, а Тартуский университет перестал быть немецко-русским только в 1923 году. В изданной в 1846 году на эстонском языке брошюре «Держи, что имеешь…» в защиту лютеранского вероисповедания среди прочих обличений католицизма говорится: «В продолжении трехсот лет (1230-1530) народ ничего не знал о своей вере… потому что богослужение совершалось только на совершенно чуждом для нашего народа латинском языке. Библии не было, катехизиса и псаломников тоже, не было и обучения детей…»

И все-таки на эту безрадостную картину можно, сместив угол зрения, посмотреть по-другому.

Много лет назад в парке-музее Рокка-аль-Маре я зашел в только что воссозданную сельскую часовню. Внутри светло и тихо. Простые скамьи, скромная кафедра, распятие и маленький орган-позитив. Вот, пожалуй, и все, но душу охватило ощущение отдохновения. Невольно представил, как сотни лет назад после тяжкого труда в поле или на путине приходили в воскресный день в такой чистый и светлый дом крестьяне и рыбаки, садились чинно на скамьи, отдыхали и слушали. Слова священника на чужом языке были непонятны, но после них звучала музыка. Из похожего на комод инструмента лились удивительные звуки, похожие то на горестные вздохи, то на шелест ветра, то на гул далекой грозы. Звуки проникали в глубь души, предупреждали и успокаивали, грозили и вселяли надежду, уводили от повседневных забот и взывали к борьбе. И пусть не было в сельских храмах многотрубных органов, украшенных резьбой и позолотой, а кистеры играли на скромных позитивах, именно они были первыми инструментами, донесшими до эстонских крестьян музыку великих композиторов Генделя и Баха. А когда в XVI столетии на смену католическим священникам пришли в храмы лютеранские пасторы, возникли в церквах первые эстонские хоры под руководством кистеров (пономарей). И хотя они носили немецкие фамилии (Глезер, Вильберг, Нилендер и др.) и пели эти хоры духовные песни немецких авторов, именно они послужили толчком широкому распространению хорового пения эстонского народа. Удивительную, необъяснимую словами тайну единения таит в себе хоровая песня, когда неодолимое чувство охватывает человеческие души и певцы в едином порыве сливают свои чаяния и надежды. Из этих хоров родились певческие общества «Ревалия», «Ванемуйне», «Койт», «Эндла» и другие, сыгравшие немалую роль в становлении национального самосознания народа, зарождении эстонской музыкальной культуры.

В июне 1870 года, выступая в зале общества «Ванемуйне», Карл Якобсон сказал: «События жизни находят отражение в сознании искусства, и эти явления духовной жизни народа неминуемо сплачиваются в такую силу, перед которой отступают все недуги, ибо взлеты в области духа и свободы народа нерасторжимы». Вся последующая история эстонского народа, его культуры, его песни, его судьбы подтверждает эти мудрые слова.

Последние десятилетия XIX века связаны с проведением правительством Александра Третьего политики русификации окраин империи, и прежде всего Балтийского края. Интенсивно возводились православные храмы, поощрялся переход в православие и преследовался отход от него. Во всех, как тогда говорили, «иноверческих» школах и Дерптском (Тартуском) университете вводилось преподавание на русском языке, на него переводилось делопроизводство в правительственных учреждениях и судах. Наконец, город Дерпт (Тарту) был переименован в Юрьев…

Переместим и в этом случае угол зрения только на долю градуса, и политика, проводимая императором Александром III, предстанет в ином свете.

В уездных школах, гимназиях и университете преподавание на русский язык переходило не с эстонского, а с немецкого языка, также и в учреждениях и судах. В результате отмены особых законов Остзейского края в последние десятилетия XIX века не единицы, а многие выходцы из крестьянских семей получили возможность учиться в высших учебных заведениях России, стать профессиональными художниками, музыкантами и правоведами… Именно они в 90-е годы прошлого столетия и в начале ХХ века стали первым поколением эстонской интеллигенции, заложившимй основу национального возрождения Эстонии и ее государственности.

В феврале этого года мы отмечали 80-летие создания первого в истории независимого Эстонского государства, а в августе — очередную годовщину его восстановления. Оглядываясь на события, предшествовавшие этим свершениям, и условия, в которых они происходили, необходимо помнить, что прошлое — не застывшая лава событий, дат и имен, а живая ткань истории, во взгляде на которую необходимо выбрать точный угол зрения.

Лев Лившиц

«Молодёжь Эстонии»

Related posts

• Любек в жизни Таллинна: Некоторые страницы истории Ганзы
• Антон Хансен-Таммсааре
• В начале было слово
• Колыбель эстонской культуры
• От кинотеатра – к центру культуры: три десятилетия «Линдакиви»
• Мифы и легенды Ласнамяэ: не поздоровался с тещей — жди беды
• Выруский певец
• Улица Крейцвальда, в девичестве Романовский проспект