Скромная дата — десятилетие преобразований эстонского села почти что выпала из общественного поля зрения. То, что на газетных полосах экономики крестьянские темы — гость редкий, косвенно подтверждает, в общем-то, неблагополучие отрасли, которая прежде была гордостью страны. В ее расцвет немало сил вложил, кстати, лично Арнольд Рюйтель.

Сельский колосс не выдержал реформ собственности, грянувших с весны 1993 года. Именно к этому времени, то есть спустя полтора года с провозглашения восстановленной независимости и чуть менее года с момента появления кроны, была уже спешно реформирована подавляющая часть крупных сельскохозяйственных предприятий страны.

В том, что реформы нужны, что реституция собственности нужна, никто не сомневался. Сомневались в темпах реформ и целесообразности принципа дробления, возврата и компенсации собственности. Как пишет в газете Maaleht председатель парламентской фракции Народного союза Яанус Мянник, чересчур расширенный круг правопреемных наследников бывших хозяев частной собственности почти в четыре раза превысил число реальных тружеников хозяйств. Поскольку с государств, виновных в войне и оккупации, никаких компенсаций никто не получил и даже не требовал, продолжает автор, власть решила сделать виноватым во всем крестьянство. Более того, не без помощи крикливых политиков и неожиданно перекрасившихся в сине-черно-белые цвета газетчиков было создано мнение, будто оккупационный режим в Эстонии поддерживался не компартией, КГБ, милицией, судами, комсомолом, а исключительно колхозами. Появился даже расхожий штамп «красные бароны», под которыми подразумевались председатели и главные специалисты преуспевающих колхозов и совхозов.

Характерно и то, подмечает автор публикации, что сегодня о реформе и приХватизации собственности, принадлежавшей компартии, военным, профсоюзам и ЭРСПО, общественность знает ничтожно мало, зато до мелочей ее знакомили с реформой собственности на селе.

Как один из разработчиков программы сельхозрефоромы в Сурью в Пярнумаа, как практик ее реализации автор знает, насколько сложен был процесс в человеческом и в экономическом плане. Естественно, что в процессе реформы 350 крупных хозяйств Эстонии не обошлось без ошибок. Но социальный контроль за ее ходом на селе был значительно сильней, чем контроль за приХватизацией собственности вышеупомянутых организаций.

Реформу села оценивают по-разному. Но самую точную оценку дал ей, по мнению Мянника, десять лет тому назад легендарный главный агроном легендарного колхоза «Эдази» Арнольд Эрм: каждый божий день мы обязаны снимать на пленку все происходящее сегодня, чтобы потом все наши дурости показывать эстонскому народу в назидание. Эрм протестовал не против ликвидации колхозного строя, он протестовал против третьей волны разрушений, прокатившейся по эстонскому селу только за одну короткую человеческую жизнь, считая с поджогов барских усадеб и ликвидации хуторов.

Неужели наш народ не способен жить нигде, кроме руин, спрашивал тогда Эрм. Надо, наконец, научиться ценить пот и труд предшественников, научиться быть преемниками.

Сегодня руин в сельской глубинке не счесть. Две трети ферм, выстроенных в Эстонии к 1990 году почти под миллионное (0,8 млн) поголовье крупного рогатого скота, стоит в развалинах. Лишь небольшая часть бывших производственных сооружений нашла для себя новых пользователей. Треть сельхозугодий заросла кустарником и бурьяном, остальные две трети выкашиваются лишь один раз в год.

Масштабы разрухи соотносятся с сокращением объемов производства. От 1,2 миллиона тонн молока, произведенного в 1990 году, в 2000 году осталось 630 тысяч тонн, а от 183 тысяч тонн мяса — 53 тысячи тонн.

Страна-кандидат в ЕС, где на каждого жителя приходилось самое большое количество сельхоз-угодий — почти что по гектару, превратилась в импортера продовольственного зерна и мяса.

Из сказанного не следует, что во всем виновата только лишь реформа. Тут сказались и исчезновение российского рынка, и проволочки с земельной реформой, и трудности конкуренции хуторов с крупными производителями. Но реальность такова: меньшая по территории Голландия производит сельхозпродукции в 20 раз больше нас. Мы оказались в плачевном состоянии из-за неадекватной сельхозполитики, когда рынок открыт в одну сторону, когда не работают европейские механизмы баланса, когда на внутреннем рынке идет нечестная конкуренция. Доведенное до полной катастрофы свиноводство — очередной пример тому. Мы по сути утратили большую часть собственного внутреннего рынка, а внешние рынки закрыты перед нами высокими таможенными налогами и квотами.

Мы сами недостаточно активно защищали собственные естественные ресурсы, национальную экономику и рабочие места — свои национальные интересы. Оттого-то и регрессирует наше сельское хозяйство. Последний срок менять ситуацию.

«Молодёжь Эстонии»