Жил в первом веке до нашей эры поэт и писатель, приближенный императора Августа — Гай Меценат. Никогда не занимал государственных должностей, но влиял на политическую и литературную жизнь Древнего Рима. Дружил с Вергилием, Горацием и другими поэтами своего времени. Будучи одним из самых богатых людей империи, оказывал им покровительство и защиту.

Поезд мчится,
Поезд мчится
В чистом поле…
М.И.Глинка.
«Попутная песня»

Имя Мецената как покровителя искусства стало нарицательным для всех, кто поддерживал искусство. Если в ХV- XVIII веках это были императоры, цари, короли и другие правители мира, то с ХIХ столетия — капитал: деловые люди, промышленники, финансисты, купцы разных стран мира. Среди многих других это и Генри Тейт, который собрал коллекцию английской живописи и в 1890 году передал в дар государству ее и 80 тыс. фунтов стерлингов на строительство здания музея, ныне это один из крупнейших музеев Англии, и Соломон Гуггенхейм, построивший на свои средства в Нью-Йорке в 1959 году уникальное здание музея (арх. Ф.Л.Райт) с богатой коллекцией произведений изобразительного искусства мира; в России в конце ХIХ века П.Третьяков создал галерею русского изобразительного искусства; А.Бахрушин основал в Москве (1894 г.) первый в России театральный музей; богатый лесопромышленник М.Беляев учредил для молодых музыкантов «Глинковские премии», организовал Русское симфоническое общество, был покровителем композиторов Римского-Корсакова, Глазунова, Лядова и многих других. Все они москвичи, но, пожалуй, крупнейшим меценатом России ХIХ века был незаслуженно забытый петербуржец

Александр Людвигович Штиглиц

«Куда идете?» — «К Штиглицу». — «Где учитесь?» — «У Штиглица». Такой диалог был привычен в Петербурге в 80-90-е годы ХIХ века; все понимали, что речь идет об Училище технического рисования, которое было создано усилиями и на средства барона Штиглица — крупнейшего банкира, председателя Государственного банка России, миллионера, крупного предпринимателя, организатора строительства железных дорог, финансового советника императоров Николая I и Александра II. Если Третьяков, Бахрушин, Беляев, княгиня Тенешева и другие были покровителями какого-либо одного вида искусства, то благотворительность Штиглица распространялась на многие сферы деятельности. Среди его добрых дел было создание Училища технического рисования в Петербурге, на которое он пожертвовал миллион серебряных рублей. В Соляном переулке было построено импозантное здание, облицованное мрамором и гранитом, украшенное скульптурами и барельефами великих художников, ученых и философов, с просторными классами и залами, богатым музеем и библиотекой (сегодня в этом здании Художественно-промышленная академия России). С этим учебным заведением связана судьба многих эстонских мастеров изобразительного искусства. Долгие годы здесь преподавал эстонский скульптор Амандус Адамсон (автор памятника «Русалке»), здесь учились: эстонский скульптор Яан Коорт, живописцы Николай Трийк, Конрад Мяги, Александр Тасса, гравер Гюнтер Рейндорф, всего 15 человек.

Связан Штиглиц с Эстонией и как промышленник. В 1846 году он купил на правом берегу реки Нарова небольшое шерстоткацкое производство и за несколько лет превратил его в Суконную фабрику, крупное предприятие по выпуску тонких сукон, славившихся высочайшим качеством, к концу ХIХ века на фабрике работало 1500 человек. Спустя пять лет (1851 г.) он основал там же Льнопрядильную мануфактуру, знаменитую «Парусинку», среди прочего, она поставляла прочные паруса для русского флота. Суконная фабрика на территории Иван-города в ходе войны была разрушена, а в корпусах Льнопрядильной мануфактуры ныне работает Льноджутовая фабрика. Но главная заслуга барона Штиглица в другом. Евангелие от Иоанна начинается словами

«В начале было слово…

…Все через него начало быть». Такое слово, вернее, идею о строительстве в России железных дорог Штиглиц высказал в 1845 году. Барон не только выдвинул идею, но и основал в 1857 году «Общество российских железных дорог», принял участие в финансировании сооружения дороги Петербург — Москва. По его инициативе приступили к сооружению дороги от столицы до Нарвы. Работы начали в 1868 году, но пути довели только до Гатчины и… переключились на более выгодные южные и восточные подряды. Дорогу построили другие и не до Нарвы, а до Ревеля и Палдиски. Построили всего за два года(!), но еще за год до завершения в 1870-м работ ревельцы увидели поезд. Вот как сообщала об этом газета «Ээсти постимеэс»: «Это было в три часа дня, когда гудок паровой машины «Петр I» первый раз голосовал. Народ собрался со всех сторон, чтобы посмотреть новое чудо, которое старый Ревель и его жители раньше не видели. Сначала погрузили строительные материалы, после чего машина, выпуская пар, понеслась к тому месту, где пути расходились на Палдиски и Петербург. Когда имущество выгрузили, машина быстрым ходом опять вернулась на железнодорожный двор. Тогда в поезд сели люди, чтобы совершить пробную поездку. Много народа вокруг радовались и поднимали шапки, глядя на новизну». В начале ноября 1870 года одновременно из Ревеля и Петербурга вышли поезда, чтобы встретиться на середине пути. На новой железнодорожной магистрали началось регулярное движение.

К 1871 году построили здание вокзала и привели в порядок близлежащую территорию. Там, где сегодня мимо вокзала идет поток автобусов, троллейбусов, автомашин, в конце ХIХ столетия был обширный и густой сквер. В 1903 году посреди сквера построили часовню с золоченым куполом — памятник чудесному спасению Александра II во время покушения на него — взрыва царского поезда осенью 1879 года. В 20-е годы прошлого столетия на месте сквера проложили новую улицу, а часовню снесли. Старый, построенный из бутового камня вокзал исправно служил людям 99 лет, пока на его месте в 1970 году не построили новое здание, частично использовав старые стены

Эти стены помнили многих, чьи имена вошли в историю литературы и искусства — Куприна и Бунина, Шаляпина и Михаила Чехова, Бальмонта и Блока… Скромный Ревельский вокзал оставил след в переписке и творчестве Александра Блока. Несколько строк из письма поэта жене в феврале 1908 года: «Пишу тебе с Ревельского вокзала. По вечерам бываю тут, пью пиво. А днем занимаюсь. Результат — мы с мамой подготовили сборник стихов». Дошли до нас и стихотворения, написанные Блоком в Ревеле. Одно из них начинается словами:

Я миновал закат багряный,
Ряды строений миновал,
Вступил в обманы и туманы —
Огнями мне сверкнул вокзал.

Чудак из деревни Плутишкино

С годами менялись окрестности вокзала. Была проложена вдоль путей улица Техника. Территорию между ней, бульваром Тоомпуйестеэ и Палдиским шоссе стали называть Кельмикюла (деревня плута), по-русски можно перевести Плутишкина деревня. Происхождение этого забавного названия неизвестно. Одно несомненно — оно появилось неспроста, у каждого города были и есть свои мошенники и чудаки. В Ревеле такой чудак жил в середине ХIХ века, звали его доктор Хейнрихсен.

Многие, наверно, помнят рассказ классика американской литературы Эдгара По «Преждевременно погребенный». Герой этого рассказа случайно попадает на баржу с грузом земли, засыпает в тесной каюте, а когда просыпается, с ужасом чувствует, что он похоронен, над ним деревянная крышка гроба, и этот страшный запах земли… И только зажженный матросами свет вернул его к действительности. В ту пору в Европе и Америке ходили жуткие рассказы о заснувших летаргическим сном и заживо похороненных людях. Доктор Хейнрихсен завещал часть своего состояния на создание приюта для заснувших летаргическим сном. В 1865 году в одной из ревельских газет появилось сообщение о том, что такой приют построен неподалеку от Монастырских ворот, в самом начале современной улицы Копли. Впрочем, клиентов для приюта так и не нашлось, то ли никто в Ревеле не засыпал таким образом, то ли родственники заболевших не доверяли новой сомнительной услуге. Зато в городе говорили, что смотритель приюта сдает желающим комнаты на ночь. Через несколько лет построили железнодорожный вокзал, здание приюта реконструировали и продали с молотка. Прошло 100 лет, но и сегодня вид начала улицы Копли и бульвара Раннамяэ, расположенных прямо за вокзалом, не радует ни приезжих, ни таллиннцев. Было много проектов и добрых намерений, но все осталось на бумаге. По-прежнему здесь ветхие деревянные здания, двухэтажная гостиница на углу улицы Вана-Каламая и рынок в бывших складских помещениях. И все это под боком Тоомпеа.

Лев Лившиц

«Молодёжь Эстонии»

Related posts

• Адамсон на берегах Невы
• Таллинн. Тоомпуйестеэ