Краков и Варшава, Каунас и Вильнюс, Флоренция и Рим – в списке бывших и нынешних столиц европейских государств российская пара Москва и Петербург смотрятся достойно. Правда, специфика России заключается не только в том, что столичный титул дважды перемещался с юга на восток по одному и тому же маршруту. А в том, что, помимо столиц Северной и Первопрестольной, на бескрайних просторах одной шестой части суши затеряна еще одна столица – несостоявшаяся.

Безликие торговые павильоны наступают на бревенчатые улицы старого Александрова.

«Вам билет на Чижов?» — «Мне билет на Александров!» — «Так на Чижов или нет?» — «Нет, на Александров»…

Диалог этот с незначительными вариациями и подозрениями обоих собеседников в том, что небывалая июльская жара окончательно повредила ум собеседника, продолжался около пригородных касс Ярославского вокзала, наверное, долго. До той поры, пока кто-то из стоящих в очереди не пояснил, что «Федор Чижов» – название электропоезда повышенной комфортности, отправляющегося в нужный мне населенный пункт буквально с минуты на минуту.

Царственный отблеск

“Всамделишные” инструменты опричников в музейных интерьерах.

Пресловутый «101-й километр» – в советские времена. С 1778 года – город. До того – слобода, основанная великим князем Василием III в далеком 1513 году в качестве собственной загородной резиденции и прославленная годами обитания в ее стенах сына князя – первого государя российского Иоанна Васильевича Грозного, жившего здесь и управлявшего отсюда страной во времена печально знаменитой опричнины: с 1564 по 1581 год.

Об «опричной» странице ныне тихого городка Владимирской области сами александровцы вспоминают, похоже, только в связи с известным полотном Репина: по мнению охотно вступающих в разговор старушек полумонашеского вида, гуляющих по территории бывшей царской резиденции, с середины XVII века отданной под женскую обитель, именно здесь, а не в Москве, Иоанн Васильевич убил в припадке гнева своего сына. Но это – исключение из правил: администрация музейного заповедника, прекрасно уживающегося с монахинями практически «под одними крышами», точнее, куполами, от установки на территории исторической слободы памятника грозному царю работы Зураба Церетели демонстративно отказалась.

Отблеск случайной «столичной» славы льстит александровцам куда больше отблеска огней опричнины. Ведь именно благодаря проживанию здесь Ивана Грозного горожане могут показывать даже зарубежным ценителям искусства уникальные «Корсунские врата» — шедевр средневекового искусства, вывезенный царем из Новгорода. По его повелению была выстроена шатровая церковь с неуловимо-провинциальным названием Распятская, прославленная легендой о полете древнерусского Икара – безвестного «холопа Никиты», якобы взлетевшего отсюда к небесам на деревянных крыльях. И если не первая на Руси, то уж точно – первая в провинции типография была основана здесь по царскому указу в далеком 1578 году: недаром крохотный Александров фигурирует в списке потенциальных мест хранения неуловимой вот уже который век подряд легендарной библиотеки Ивана Грозного наравне с Москвой…

Литературная обитель

Цари и царицы бывали в этих краях и после грозного Иоанна Васильевича. Бывал здесь Петр I, устраивавший в окрестностях Александрова потешные баталии, украсивший, по легенде, шпили башен монастырских стен флюгерами-ангелами, так похожими на своих собратьев со шпиля Петропавловского собора Северной столицы и заточивший в монастырь свою сводную сестру Марфу за поддержку ею стрелецкого восстания. Десять лет – с 1730-го по 1740-й — провела здесь в заключении дочь императора – будущая самодержица Елизавета Петровна.

Жили на александровских улицах и властители совсем иного плана – те, кого именуют «властителями дум»: по отношению к Марине Цветаевой и Осипу Мандельштаму титул этот навряд ли будет преувеличением. Всего одно лето – в 1916 году – провела поэтесса в бревенчатом доме Лебедевых на улице с нелепым для ее облика названием Индустриальная, и всего на один день – в начале июня – приезжал к ней поэт, но в литературном наследии Серебряного века нашлось место и для александровских строк. «Белое небо и низкие, низкие тучи/Вдоль огородов – за белою степью – погост» – цветаевские. «От монастырских косогоров/Широкий убегает луг/Мне от владимирских просторов/Так не хотелося на юг…» – мандельштамовские.

«Над заборами городка Александрова Владимирской (папиной родной) губернии – ржаное золото осени, речка Серая подернута рябью, в облачном вихре золотые купола…» – тот же самый пейзаж глазами младшей сестры Марины – «последней писательницы Серебряного века» — Анастасии Цветаевой. Каких-нибудь десять-пятнадцать лет назад, прогуливаясь по тенистым александровским улицам или спеша к степенному базару за покупками по приезде с соседней дачи могло показаться, что атмосфера эта будет царить в городе едва ли не вечно.

Смена вывески

Посетителей недавно – и, стоит отметить, прекрасно – отреставрированного из государственных бюджетных фондов музея сестер Цветаевых ожидает неприятный сюрприз: «тот самый забор» повален на землю, а угол старинного дома помят до самого бревенчатого сруба. Причина проста: пьяный водитель джипа не справился с управлением.

«Новые времена» ворвались на улочки Александрова бесцеремонно. И так же бесцеремонно застыли где-то на отметке середины — конца девяностых: пресловутой эпохи накопления первоначального капитала, «по-новорусски» бессмысленной и беспощадной. Эпохи, принесшей в полусонный почтамт аляповатую табличку о «возможности интернет-связи», а на узкие и без того тротуары – треножники реклам, зазывающих то на дешевую распродажу, то в заграничную турпоездку, то чуть ли не в «элитное казино с ночным шоу». Эпохи, восстановившей церковный купол над бывшим танцзалом и художественным музеем, а до того – и вовсе хлебозаводом, но беспощадно сносящей добротные купеческие дома столетней давности и заменяющей их безликими торговыми павильонами…

…Водитель такси, в бесчисленном количестве расплодившихся в городе после закрытия основных промышленных предприятий, довез меня от стен древней слободы до вокзального кафе, единственного, быть может, в мире, имеющего поваров и… настоятеля: бывшая железнодорожная столовая, возвращаемая ныне церкви, застыла в неком «промежуточном состоянии». Простояв добрых минут пять в узком месте главной улицы Александрова, лет десять назад – Ленинской, с недавнего времени – опять Московской, таксист радостно отметил: «О! Первые пробки! Как ни крути, а есть в нас что-то столичное»…

Йосеф Кац

«Молодёжь Эстонии»

Related posts

• Противостояние России: оно стало национальной идеей ЭР
• Великое в малом
• Насильственный брак: Эстония и Россия
• Крайние всегда рядом
• Эхо Тартуского мира