Восемьдесят лет назад лето было таким же непостоянным, но от этого не менее долгожданным. А вода Таллиннской бухты в теплый день казалась горожанам такой же манящей.

Споры о том, следует ли назвать место морских купаний позаимствованным у немцев словом rand или же необходимо заменить его «исконным» словечком mala на рубеже двадцатых-тридцатых годов волновали разве что филологов. Далекие же от ученых штудий таллиннцы, вне зависимости от происхождения и языка, чуть прогревалась вода, стремились за город.

Заветную цель путешествия всяк именовал по-своему. Одни – Штрандом. Другие – Бригиттовкой. Третьи – Пирита.

Столичная привычка

Река Пирита в застывшее время. Зима Tallinn cold time.

«Мы стояли в жаркий, душный воскресный полдень посреди центральной Ревельской площади, пустынной и нелюдимой, как Сахара, – писал в августе 1929 года фельетонист столичных «Вестей дня». – Идиллическая пустота и тишина окружали нас. Весь город, без исключения, отправился в Бригиттовку. Можно изменить всем своим привычкам, опрокинуть весь ход своей жизни, мечтать и даже писать стихи, несмотря на свой прозаический нрав, но воскресной поездке в Бригиттовку, бьюсь об заклад, вы не измените».

Дорога к Гангу

Добраться из душного города до заветных сосен, песка и морского бриза было восемьдесят лет назад делом непростым. Прогулочный пароходик из таллиннской гавани до Пиритаского причала с переменным успехом курсировал с самого начала ХХ века, но принять на борт всех желающих попросту не мог. Обещания городских властей в самом скором времени приступить к сооружению трамвайной линии до руин монастыря Святой Биргитты, а то и до самого Козе дальше газетных полос так и не продвигались…

«Я увидел грандиозную картину бегства целого города – на автомобилях, пароходах, лошадях, пешком, – продолжал таллиннский газетчик. – Картину, напоминавшую, — если бы не мирная тишина голубых просторов – забытые эпизоды беженства в памятные годы Мировой войны. Нескончаемо-длинной змеей извивался народ на всем протяжении Бригиттовской дороги…Если вглядеться в измученные от жары и ожидания лица, то невольно всплывают мысли о священных водах Ганга, о фанатических йогах, о жертвенном индийском культе».

Мученицы моды

Находились в довоенном Таллинне и те, для кого сравнение поклонников Пирита с бредущими к Гангу индуистами казалось слишком «мягким». По мнению иных столичных моралистов, Пиритаский пляж представлял собой ни что иное как «местный Вавилон». Тот самый, где «холостым на каждом шагу угрожает опасность, а женатые рискуют нажить известного характера «порок сердца»: раны, которые причиняет лишь Амур». Опасения, вероятно, были вполне оправданы: для многих юных таллиннок пляж служил подобием модного подиума.

«Прежняя красавица морей – живая, непосредственная, вся от природы, в брызгах солнца и воды, давно сделалась достоянием музейного обихода, – сокрушались в 1932 году «Вести дня». – Современная купальщица больше всего боится воды. Ее атрибуты – пестрый халат, губная помада, пудра, американская шапочка, флакончик для блеска глаз и флакончик для блеска волос, таблетки для голоса и крем против загара, крем против веснушек и карандаш для бровей. Все это замысловатое сплетение косметической изобретательности робко и осторожно опускается на несколько секунд в море…Тщательно стряхивая с себя капельки воды, мученица моды заканчивает этим свое нелегкое курортное испытание».

Равнение на Европу

«Пирита – равнение на европейский курорт, бег в сторону европейских вкусов и «пляжных сенсаций», – писало в начале тридцатых годов развлекательное издание Tallinna post. – Это ощутимо хотя бы в мелочах: резиновые крокодилы, бойкая игра в мяч, марафонский бег по пляжу, эстетичное катание курортных дам по морю на байдарках и менее эстетичное – на мускулистых плечах их поклонников».

«Европейские нравы», однако, приживались с одинаковым успехом не во всем. Так, например, шведская фирма, производящая зубную пасту, решил расставить на линии оградительных буев плотики с рекламой своей продукции. «Находчивые» таллиннцы сперва стали загорать на «бесплатном плавсредстве», затем – нырять с них, а в одну прекрасную ночь попросту отвязали их и отправили в «свободное плавание».

* * *

Пирита, по негласному соглашению считающийся в предвоенные десятилетия «столичным пляжем №1» не был, разумеется, единственным. Невзыскательные каламаяские жители, например, пренебрегая запретами санитарных врачей, лезли в воду неподалеку от собственных домов. Основанное в 1933 году «Общество благоустройства пляжа Строоми» ставило одной из задач «скорейшее прекращение купания в одном месте людей, лошадей с таллиннского ипподрома и окрестных коров».

Со второй половины тридцатых годов с пляжем в Пирита все больше начинает конкурировать пляж в Клоога-Ранде: часовое путешествие в вагоне электропоезда было, как ни крути, комфортнее пешего «паломничества» в городское предместье. Но пик популярности Клоога-Ранда, приходится все же на послевоенные десятилетия.

Йосеф Кац
«Столица»

Related posts

• Эстония: Реки столичного города
• «Морская дева» над обрывом Раннамыйза: воспоминание о легендарном таллинском кафе
• Таллиннцы - Таллинну
• Топ-десятка таллиннских мостов
• Топ-десятка таллиннских пляжей
• Лечить, учить, просвещать и заботиться: школа-санаторий над рекой Пирита в Таллине
• Катки Таллинна – былого и нынешнего
• Таллинн - Олимпийская столица
• «Реально Старый Таллин» Коллекции Бориса Горского