Ровно семьдесят лет назад, началось переселение остзейских немцев из странБалтии: десятки тысяч людей покинули родные с незапамятных времен места, двинувшись на «историческую родину».

Подводя 6 октября 1939 года в Рейхстаге итог завершившейся польской кампании, рейхсканцлер и «вождь нации» Адольф Гитлер впервые заявил: залогом стабильности послевоенного устройства мира должно стать соответствие государственных и этнографических границ. Немцев, едва ли не с эпохи Средневековья рассеянных по странам Восточной и Юго-восточной Европы, «позвали домой».

Пункты соглашения

Первое судно с немецкими переселенцами покидает Таллинн. Фото в газете Postimees, 19.10.1939

Метранпажи еще верстали газетные заголовки «Начинается программа всемирного собирания немцев», когда ранним на таллиннский рейд прибыли два судна. Транспортный пароход «Ольденбург» и пассажирский «Утландсхорн». Круизный лайнер «Дер Дойче», вставший в ожидании лоцмана на якорь близь Палдиски, подтянулся чуть позже. Суда пришли порожними, а их капитаны до самого последнего момента не знали, куда и зачем они направляются.

В воскресенье, 8 октября, руководство немецкой культурной автономии собралось на экстренное совещание в доме таллиннского братства Черноголовых. Его решение было предсказуемым: старейшее национальное меньшинство Эстонии покидает страну, в котором оно жило на протяжении последних семи столетий. На следующее утро специальным авиарейсом из Берлина в Таллинн прибыли члены особой комиссии, которые должны были на месте разрешить все вопросы, связанные с репатриацией.

15 октября в Министерстве иностранных дел ЭР было подписано эстонско-немецкое соглашение о переселении местных немцев. Пять статей его определили круг лиц, подлежащих репатриации (члены немецкой национально-культурной автономии и члены их семей), порядок вывоз движимого имущества, порядок выплаты компенсаций за оставляемую в Эстонии недвижимость, судьбу оставляемых сельхозугодий, и, наконец, порядок перевода банковских вкладов и депозита ценных бумаг.

Исторический день

«После ненастной ночи сияет теплое солнце, — писал 18 октября 1939 корреспондент газеты Uus Eesti. — С ветвей деревьев на древние, но по-модному ныне заасфальтированные таллиннские тротуары падают пожелтевшие листья. Какая погода была семьсот или более лет назад, когда первый немец ступил на исконную землю эстонцев? Этого, к сожалению, никто не знает. Века погрузились в море минувшего, десятки поколений обрушились в землю — долго то время, которое разделяет тот исторический день и нынешний».

Видать подобного зрелища Таллинну доселе не приходилось. С раннего утра в район порта потянулся народ. Уезжающие, провожающиеся, просто зеваки. Бесконечной лентой змеилась вереница доверху нагруженных подвод. Сквозь людской поток с трудом продирались грузовики транспортной фирмы «Оскар Штуде» и легковые автомобили «Доверительной службы по переселению». Грузчики обсуждали количество увозимого багажа, а матросы — порт приписки судов с репатриантами. Зубоскалы отмечали, что для полного соответствия историческим реалиям пароходам следовало бы идти не в Данциг, а в Бремен, откуда прибыли в XIII столетии первые немецкие колонисты. И, желательно — под парусами, как встарь.

Под современной облицовкой скрываются откровения прошлого.

«Среди отъезжающих было не видать заплаканных лиц, — отмечал корреспондент Päevaleht. — Слезы пролиты раньше — или не пролились вовсе. Людям хватило переживаний — и они примирились с судьбой». Верить в последнее желали, пожалуй, и отъезжающие и остающиеся. Но за внешним спокойствием скрывалась драма: еще до того, как первый транспорт с репатриантами покинул акваторию Эстонии, на его борту скончалась некая София Пальмберг 87 лет от роду. Прожившая в Таллинне всю жизнь, она до последнего момента и слышать не желала о каком-либо отъезде «на родину».

Иные песни

32 сотрудника погранично-таможенной службы Эстонии с 9 утра до 9 вечера трудились на контрольно-пропускном пункте, наскоро обустроенном в портовом складе у Западного мола. Специальным штемпелем аннулировали эстонские паспорта и выдавали документы для выезда в Рейх. Проверяли соответствие вывозимого багажа требованиям заключенного соглашения:
наличных денег — не более 50 крон, драгоценностей — на сумму не более чем в 500 крон…

Газетная хроника свидетельствует: больше всего нарушений было связано именно с попыткой незаконного вывоза ювелирных изделий или семейных реликвий — зачастую, подлинных произведений искусства возрастом в несколько столетий. Но куда больше об атмосфере дней расставания свидетельствует список иных «сомнительных предметов», вызвавших недоумение таможенников. Бочонок с таллиннскими кильками. Жестянка с окаменевшими от древности рождественскими пряниками-пипаркооками. Рукописные песенники — школьные и студенческие. Две банки с эстонской землей.

Невероятно сложно и одновременно просто понять чувства этих людей, испокон веков живших на землях былой Ливонии, — и неожиданно для себя ставших добровольными изгнанниками. В массе своей они были эстонскими гражданами, говорили на «странной смеси немецкого с эстонским» и, вероятно, не слишком ощущали связь с «родиной предков». Недаром, когда при отплытии первого парохода с репатриантами на его палубе из радиорепродуктора раздались первые такты нацистской песни «Хорст Вессель», отъезжающие запели совсем иные слова — Mu isamaa. Cтоявшие на причале тотчас же обнажили головы и подхватили гимн Эстонии.

Уехали все

Немцев в довоенной Эстонии жило немногим более 16 тысяч. В Таллинне их проживало шесть с половиной тысяч — 4,8% от всего населения города. Но их отъезд, по крайней мере, на первое время, практически парализовал жизнь столицы: без преувеличения, уехали те, чьи имена и фамилии были неразрывно связаны с прошлым и настоящим города.

«Уехал барон Пиллар фон Пильхау, — перечисляли 20 октября «Вести дня». — Уехал Жирар де Сукантон, Пален, Унгерн-Штернберг, Штакельберги, Тизенгаузены, Реннекампфы, Икскюли…» Уехали владельцы старейшего книжного магазина Клуге&Штрём. Уехала онемечившаяся дочь автора «Калевипоэга» — Ф.Р. Крейцвальда. Уехал художник Кайгородов с семьей и детьми — его жена была немкой. Уехал присяжный поверенный Федор Вайс из Нарвы, одно время входивший в состав Русской фракции государственного собрания. Немецкий театр уехал в полном составе и со всем реквизитом — кулисами, коврами, мебелью, костюмами. Больница Диаконис — с врачами и пациентами. Специальные пароходы вывозили заключенных тюрем и клиентами психиатрических клиник. Уезжали целыми школами, предприятиями, церковными приходами.

Уже к середине месяца выяснилось: в Таллинне были распроданы все имеющиеся в магазинах чемоданы. Резко упали цены на оставленную мебель и квартиры. Выросли очереди к врачам и адвокатам. В гимназиях стал ощутим дефицит преподавателей немецкого языка. В одной только столице без работы осталось более тысячи человек прислуги: посредническая контора фон Нотбека, просуществовавшая 85 лет в одном и том же доме на улице Лай, 28, тоже закрылась в одночасье — по причине отъезда ее владельцев в Германию.

Родная страна

«Переселение целого национального меньшинства — единственное в своем роде действо, удельный вес которого для нас достаточно ощутим, — отметил в прозвучавшем 17 октября радиообращении министр народного хозяйства Эстонии Л. Сепп. — В исторический час расставания мы относимся к нашему немецкому меньшинству так же корректно, как относились к нему за все время нашей самостоятельности. Позабудем плохое, что было между нами, и будем помнить хорошее».

«Кто старое помянет, тому и глаз вон, — заочно парировал ему в прощальном интервью «Вестям дня» главный редактор немецкой газеты Revalsche Zeitung Аксель де Фриз. — Но и мы могли бы упрекнуть эстонцев в политической недальновидности. Ведь власть у того, кто несет политическую ответственность и держит в руках оружие. Нас, немцев, никогда не допускали занять ответственные посты в правительстве, никогда не допускали в офицерский корпус, за исключением «стариков», служивших еще в русской армии. По моему мнению, это со стороны эстонцев — ошибка. Поэтому нам оставалось направить все усилия на завоевание хозяйственных позиций».

Слова де Фриза вполне могли бы стать эпилогом ко всей семивековой истории сосуществования эстонцев и немцев. «Когда мы уедем, за нас будут говорить здесь камни, — предрекал он. — Достаточно посмотреть на древние таллиннские городские стены, наши церкви, общественные здания. Наше теперешнее возвращение в Германию — не меньшее историческое событие, чем в свое время — завоевание Балтийского края.
Мы уезжаем отсюда в качестве друзей эстонского народа и государства, и от чистого сердца желаем ему благополучия. Нашу родную страну — Эстонию — и эстонский народ мы никогда не забудем».

PS.
Отъезд немцев из Таллинна осенью 1939 года во многом остается одним из «белых пятен» в истории города. В фондах Таллиннского городского архива не сохранилось даже фотографий этого события.Вся документация, относящаяся к переселению в Германию, погибла в пожаре столичного архива во время бомбардировки города 9 марта 1944 года. Единственное, что удалось отыскать — фотографии, опубликованные на страницах таллиннских газет 19-21 октября 1939 года.

Автор публикации приносит извинение за низкое качество иллюстраций.

Йосеф Кац
«Столица»

Related posts

• Надежда Пеэди-Гоффман
• Эстонская почта дружит с историей
• Туристы былого Таллинна
• Три Дня эстонской независимости
• Часовня на Зеленом рынке Таллина
• «Наследники викингов» в Толстой Маргарите
• Памятник на главной площади Таллина
• Кадриорг: дюжина фактов ко дню рождения
• Иван Егоров, таллинский домовладелец