Архивы за 2009

История эта произошла в Таллинне в 1984 году – уже не в эпоху Брежнева, но еще до перестройки – и прогремела как гром среди ясного неба. Современной молодежи трудно представить себе Таллинн эпохи позднего социализма. При всех минусах того времени, имело оно и несомненные плюсы, главным из которых являлась безопасность.

Нет, конечно, где-то хулиганили, крали, грабили и убивали. Но представители позолоченной молодежи, прожигавшие жизнь по злачным местам, отправляясь танцевать в переполненном ресторане или баре, спокойно бросали сумки с деньгами и документами за столиками и не менее спокойно возвращались домой поздней ночью.

В темном зале ресторана

Возвращаться можно было двумя способами, по Пастернаку: «во дни удач на дрожках, а сдан последний грош, – и на своих двоих». «На своих двоих» здесь следует понимать буквально, а под дрожками подразумевается такси. Но его даже при наличии грошей поди раздобудь, и вот здесь следует вспомнить о минусах социализма.

Чтобы попасть вечером в модное злачное место, надо было или отстоять очередь (не факт, что попадете), или «дать на лапу швейцу» (попадете гарантированно, но не факт, что сядете за столик); чтобы сесть за столик, было необходимо «сунуть метру» (но неизвестно, как обслужат); а чтобы вас хорошо обслужили, следовало «договориться с халдеем».

У мужчин имелись свои ходы, а девушки посимпатичнее, дабы миновать эту длинную и затратную цепочку, заводили дружеские связи сразу с официантами: твой приятель и столик тебе оставит, и у дверей встретит, и поляну накроет, и чаевых не возьмет, а то и денег вообще. Подмигнет бывалоча официант и кивнет на пару столов, которые «за тебя» уже раза по три заплатили.

Но даже при отсутствии знакомых кельнеров особых подвохов в Таллинне от них не ждали – ну разбавят тебе чего-нибудь, ну обсчитают… Так это дело святое, нечего клювом щелкать. Во всяком случае официанты воспринимались как существа полезные и абсолютно безопасные.

Зеленоглазое такси

В знакомстве с представителями другой привилегированной профессии, таксистами, особой нужды не было по причине отсутствия мобильной связи. Один таксопарк на город, звонишь диспетчеру, а когда он пришлет тебе машину – зависит от его доброй воли и длины очереди. На добрую волю порой влиял факт, как часто вызывают такси по данному адресу. Если часто – могли пойти навстречу, но шофер здесь был ни при чем. Разве что он, твой лучший друг, назовет тебе кодовое слово, которое сработает еще лучше, чем адрес постоянного клиента.

Но хлебная профессия таксиста даже в те достаточно спокойные времена была связана с немалым риском. В такси регулярно буянили пьяные, от водителей убегали, не заплатив, на них традиционно нападали грабители. В СМИ ни о чем таком не сообщалось, но этот пробел восполняли машины с черными ленточками на антеннах.

Официанты и таксисты взаимодействовали, и симбиоз этот был нерушим: тут тебе и ночная торговля алкоголем, и фарцовка, и девицы легкого поведения, и взаимные услуги (законопослушные представители этих профессий пусть меня простят, речь не о них). Тем страшнее выглядело нарушение цеховой солидарности. Но то, что она была нарушена, стало понятно позже, а пока по городу поползли жуткие слухи: на кладбищах находят убитых таксистов.

Количество трупов увеличивалось день ото дня, но поскольку Таллинн – не Москва, когда счет подполз к десятку, волна молвы отхлынула и остановилась на абсолютно точной отметке «вроде бы три-четыре». Говорили, что трупы изуродованы. И прозвучало страшное слово «людоедство».

Мы любим плоть – и вкус ее, и цвет

После долгих поисков нам удалось найти и людей, которые кое-что помнят об этой истории, и человека, который принимал непосредственное участие в раскрытии преступления.

А началась она ранним мартовским утром, когда в районе улицы Валдеку был обнаружен труп мужчины. Причина смерти – множественные ранения, нанесенные предметом с длинным и очень острым лезвием. Сотрудники возглавляемого полковником Ильмаром Вахтра отдела по раскрытию особо тяжких преступлений ОУР УВД города Таллинна, были срочно выдернуты из теплых постелей, слетелось и высокое начальство. ЧП: мало того, что убийство, так еще от икры потерпевшего отрезан кусок мяса.

«Я вижу это как сейчас, – вспоминает один из бывших оперативников. – Мороз, яркое солнце. Мертвый человек в очках, с бородой, с длинными волосами. А на лице его застыл невыразимый ужас. С тех пор на другие трупы я уже смотрел без страха. Следов нет – расчищенная обледеневшая дорожка, собака тоже оказалась бессильна, только нос отморозила».

Преступление по тем временам было из ряда вон. Для раскрытия укомплектовали группу. Подняли на ноги всю агентуру, отрабатывали связи жертвы, прочесывали район. Подомные и поквартирные обходы, в процессе которых были раскрыты другие преступления, ничего по этому делу не дали.

Через некоторое время в Кохтла-Ярве в бане на огороде было обнаружено тело пожилого мужчины с отрезанными половыми органами. Казалось бы, что общего? Но с точки зрения экспертов, общим могло оказаться орудие преступления. А когда растаял снег, в районе Лаагри нашли истлевший труп молодой женщины. Взяли на заметку и его: район подходил.

Песня для вашего столика

Тем временем принесла плоды работа с агентурой: поступила информация, что одна женщина рассказывала другой, что ее сожитель – человек странный и замкнутый – заставил ее пожарить кусок человеческого мяса. Начали искать «промежуточную» женщину, потом узнали имя ее подружки… (Тогда оперативники не думали, что она соучастница преступлений, только полковник Вахтра сказал: «Еще выяснится, что она с ним и на дело ходила. Вот увидите!»). Но найти ее сразу не смогли. Зато удалось установить, что ее возлюбленный работает в кафе где-то в центре, скорее всего, официантом.

Добыли списки всех официантов, начали проверять. Тот, кто впоследствии оказался преступником, был чист, как слеза младенца. Правда, кое-что милицию насторожило, но не более того: на заметку его взяли на всякий пожарный. И оперативники пошли по кафе.

«Я сидел с администратором за столиком, – рассказывает бывший сотрудник милиции, на долю которого выпала гостиница «Палас», – а нас обслуживал именно этот официант. Если бы я тогда только знал! Симпатичный молодой человек… Но когда чуть позже я стал „прокручивать пленку“ назад, то вспомнил, что мы уже было приступили к беседе, как администратор обратился к официанту, застывшему за моей спиной: „ А ты что стоишь? Иди, работай“. Видать, он что-то почуял. А дня через три нам позвонили из „Паласа“ и сказали, что один из официантов, тот самый, взятый на заметку на всякий случай, внезапно уволился. Всё, поняли мы, это он: таких совпадений просто не бывает. Начали все шерстить и вышли наконец на эту девку».

Но до того как преступники были задержаны, они успели совершить еще одно преступление: то самое, породившее слухи о таксистах на кладбищах.

Не виноватая я

В пять утра в милицию сообщили: в Лаагри на пороге частного дома кричит истекающий кровью мужчина. Хозяйка открыла дверь на шум и первое, что сделала, упала в обморок. Хозяин бросился звонить. Пострадавший оказался таксистом, который рассказал, что ранним утром к нему в машину сели мужчина и женщина, и едва он успел тронуться, тут же получил удар ножом. Водителю удалось выскочить из машины, отбиться (причем нападали на него оба пассажира: прав был полковник Вахтра!) и убежать. Преступники сели в его «Волгу» и скрылись.

«Дальше все просто. Девку эту вскоре задержали, оружие нашли, что-то типа обрезанной сабли. Потом и его самого отловили. При обыске в холодильнике были обнаружены, скажем так, неопровержимые доказательства его преступной деятельности. А не в холодильнике – фотографии, судя по которым, людоед страдал некоторыми сексуальными отклонениями. Думаю, у него были с психикой нелады», – вспоминает очевидец тех событий.

Но экспертизу провести не успели: людоед покончил с собой в одиночке изолятора временного содержания. Осталось тайной и то, что заставляло человека поедать себе подобных. Что касается его гражданской супруги, то она сначала отпиралась, потом признавалась, но стояла на своем: сама людей не ела, действовала исключительно из любви к благоверному. Как вариант – была им запугана. В итоге она была осуждена на 12 лет и, вполне вероятно, вышла «по УДО».

Встреча в пути

Но я слышала и более подробную, пусть и напоминающую кино, версию задержания «девки». Рассказывали, что выживший таксист ехал себе по городу и остановился на светофоре. А перпендикулярно ему, на зеленый свет, проезжал то ли троллейбус, то ли трамвай. И в вожатой потерпевший узнал женщину, которая участвовала в нападении на него. «Может, было и так, – соглашается бывший опер, – этого я уже не знаю. Во всяком случае, она точно работала водителем в трамвайно-троллейбусном объединении».

А другой специалист, который помогал «ДД» готовить эту статью, помнит другое. Таксист, в соответствии с законом жанра, пришел в увеселительное заведение, правда, не в «Палас». И именно там увидел нападавшую на него женщину. Так что такси и место прожигания жизни все равно сплелись в роковой клубок.

Вспомнить эту старую историю меня сподвигли размышления о том, что из всякого свинства можно сделать кусочек ветчины. Англия превратила в бренд своего Джека-Потрошителя, Америка – бостонского душителя… Если потребность в подобного рода рекламе возникнет у нас, то почему не вспомнить людоеда? В свете социальной политики, например.

P.S. Автор выражает признательность всем бывшим и настоящим сотрудникам эстонских правоохранительных органов, которые оказали ему помощь при написании этого материала.

Марианна Тарасенко
«День за Днём»

Легенды о подземных ходах под таллиннским Верхним городом могли стать реальностью без малого семьдесят лет назад. Весной 1940 года правительство Эстонии приступило к реализации проекта, кажущегося в наши дни курьезом. Читать далее »

2 апреля 1933 года таллиннская газета «Вести дня» вышла с траурной рамкой на первой полосе. И, чего не случалось ранее, — текст соболезнования был напечатан по-эстонски.

Объявление в черной рамке гласило: «Бывшего русского национального министра Алексея Сорокина поминает правительство Республики».

Губернский адвокат

Алескей Сорокин, министр по русским делам в правительстве довоенной ЭР.

Газетные некрологи — жанр своеобразный. С учетом неписаных законов журналистики без малого восьмидесятилетней давности можно полагать, что некролог способен полностью исказить портрет реального человека. Но даже со скидкой на пышность стиля тогдашней публицистики следует признать: слова о том, что кабинет в доме по улице Мюнди был в 20-х — начале 30-х годов известен, пожалуй, каждому таллиннцу, не звучат преувеличением.

Дверь кабинета украшала таб­личка: «А. Сорокин, присяжный адвокат». Хозяин кабинета родился в Ревеле в 1888 году. Здесь же учился в Николаевской гимназии — той, что носит в наши дни имя ее основателя, шведского короля Густава Адольфа. По окончании юридического факультета Петербургского университета он вернулся в 1912 году в родной город, где два года прослужил судебным чиновником. В 1914 году Алексей Сорокин начал адвокатскую практику в области уголовного права.

О политической деятельности адвоката Сорокина во времена Эстляндской губернии не известно ничего. Опубликованные в тридцатые годы биографические справки молчат о его принадлежности к каким-либо партиям дореволюционной поры. Не фигурирует его фамилия и в списках гласных членов Ревельской городской думы в 1914-1916 годах. Возможно, известность Сорокина никогда не перешагнула бы границ адвокатского «сословия», если бы не крушение монархии, а за ней — и Российской империи.

Национальный министр

Русская фракция в Рийгикогу. Начало тридцатых годов.

«Трудными были для Эстонии последние месяцы 1918 года, — писала в дни похорон Сорокина газета «Таллиннский русский голос». — Трудными были они и для русского населения. Революция 1917 года, как известно, мало способствовала развитию в русском населении возможности разбираться в положении». Поломать голову действительно было над чем. Часть местных русских была эвакуирована накануне наступления войск кайзеровской Германии. После окончания Первой мировой войны в Эстонию устремился новый поток беженцев из охваченной революцией России…

Учреждение должностей министров по делам национальных меньшинств — немецкого, русского, шведского — было предусмотрено Временным правительством Эстонии еще в феврале 1918 года. По понятным причинам должности эти были вакантны. Во втором временном правительстве ЭР, приступившем к работе после того как немецкие части стали покидать территорию фактически новорожденного государства, «меньшинственные» министры отсутствовали. Третье временное правительство, созванное 27 ноября 1918 года под руководством Константина Пятса, официально учредило эти посты вновь, однако подыскать подходящие кандидатуры удалось не сразу. Первыми своего кандидата выдвинули немцы, вторыми — шведы. 28 февраля 1919 года пост министра по русским делам занял адвокат Алексей Сорокин.

Отметим сразу — срок его пребывания на министерском посту был не слишком продолжительный: до 9 мая 1919 года, когда правительство Константина Пятса сменилось кабинетом министров Отто Страндмана. На страницах ни эстонской, ни русской прессы действия Сорокина на посту национального министра не нашли сколь-нибудь широкого отражения. Разве что некий таллиннский обыватель, окончательно, похоже, запутавшийся в чехарде властей и режимов, обратился в редакцию «Ревельского слова» с письмом. На кого же, в конце концов, следует ему уповать: на временный Русский совет, Русский совет постоянный или же на «русского национального министра Сорокина»?

Признанный лидер

Довоенная русская эмиграция анг­лийское слово «лидер» знала, но не слишком жаловала. Если на газетные полосы оно и попадало, то, скорее, в разделе спортивной хроники.
Для выдающихся деятелей общественно-политического профиля в те годы использовалось слово «вождь», еще не успевшее скомпрометировать себя. Именно «вождем» без тени какой-либо иронии именуют А. Сорокина в публикациях «Таллиннского русского голоса» и «Вестей дня».

И именуют заслуженно. В 1918 году при непосредственном участии Сорокина был образован временный Русский совет, призванный стать инициатором дальнейшего самоопределения национального меньшинства. В качестве единственного представителя русского населения страны он был избран в Учредительное собрание, а затем — в Рийгикогу первого созыва. После 1923 года, отойдя от политики, Сорокин вернулся к адвокатской практике, но семь лет спустя вновь выставил свою кандидатуру на выборах в Таллиннское горсобрание. А еще через два года — стал депутатом V созыва Рийгикогу. Создание в парламенте ЭР русской фракции — тоже заслуга Сорокина. В 1933 году в нее входили пять депутатов.

«На Тоомпеа Сорокина ценили как корректного работника, который отдавался весь каждому начатому делу, — писала в апреле 1933 года газета Waba maa. — Он был искренним и серьезным русским патриотом, который в своем патриотизме зашел так далеко, что, будучи членом Учредительного собрания, не поставил подпись под Декларацией о независимости Эстонии. И при всем этом он был вполне европейцем. Несмотря на разницу во взглядах, с ним можно было совместно работать». Признаемся: заслужить подобную оценку от печатного органа, не грешившего особой теплотой по отношению к национальным меньшинствам, значит многое.

Что касается истории с Декларацией независимости, то речь идет о документе, принятом Учредительным собранием 19 мая 1919 года. Подписи Сорокина под ним действительно нет. Заметка в той же Waba maa свидетельствует: три представителя местных немцев на голосование просто не явились, Сорокин же нашел в себе мужество (единственный из присутствующих в зале) проголосовать вариантом «воздерживаюсь».

Прирожденный таллиннец

«Сорокин пользовался большим уважением в кругах общественности, не ограничивавшихся только его сооте­чественниками, — свидетельствовала остзейская газета Revalische Zeitung. — В качестве политического руководителя он умел приводить к единому знаменателю столь противоречивые интересы русского меньшинства. К роли вождя Сорокин был особенно подготовлен благодаря тому, что, будучи коренным ревельцем, не был чужаком в стране и хорошо чувствовал все местные отношения».

5 апреля 1933 года город хоронил своего выдающегося земляка, а государство — политика. На госучреждениях были приспущены флаги. Похоронная процессия растянулась от квартиры Сорокина на улице Лай до Никольской церкви на улице Вене. Похоронен «русский вождь» был на Александро-Невском кладбище.

Йосеф Кац
«Столица»

Встретил недавно знакомого с разбухшим портфелем, из которого высовывался березовый веник… Вспомнил наши давние субботние походы в баню на улице Рауа, столь чистую и уютную, что там даже в очереди посидеть и поболтать «за жизнь», предвкушая банные прелести, было приятно. Увы, последний мой поход случился лет этак… ох, как давно. С той поры обхожусь домашним душем, до ближайшей бани ехать далеко, а мой знакомый, живущий в Кадриорге в доме без горячей воды, по-прежнему ходит в баню. При этом убежден, что никакие ванны и души не заменят шайку горячей воды, крепкий обжигающий пар и свежий березовый веник. Читать далее »

Легендарный кинооператор, один из трех ныне живущих снимавших Вторую мировую, делится на этот раз сугубо «мирными» воспоминаниями. Его нынешний рассказ — о Таллинне, городе, в котором он прожил более шестидесяти лет.

Читать далее »

Трудящиеся Таллинна превратили болота Мууга в цветущий и плодоносный сад, который кормил их.

Читать далее »

Память о таллиннском предпринимателе, меценате, общественном деятеле Иване Егорове хранит дом в самом сердце Старого города.

«Именные», точнее «фамильные» дома — привилегия Тоомпеа: даже далекий от краеведческих штудий горожанин знает, что Дом Стенбока расположен на Вышгороде. Подобной известно­стью дом Егорова среди современных таллиннцев не пользуется. Хотя расположен он в не менее эффектном месте, чем обрыв тоомпеаского холма: прямо напротив ратуши.

Из крестьян

Дом Егорова на Ратушной площади. На переднем плане — утраченное здание важни (городских весов)

Биография Ивана Егоровича Егорова читается как учебник по становлению российской буржуазии рубежа XIX-ХХ столетий. Сын безземельного крестьянина деревни Мошково Великолуцкого уезда Псковской губернии, вынужденный с тринадцати лет уйти со старшим братом на заработки в соседнюю Лифляндию, он смог сделать головокружительную карьеру. Начав мелочным торговцем вразнос, прослужив три года «мальчиком», а затем и приказчиком в одном из тартуских магазинов, он в 1902 году перебрался в Таллинн, став купцом второй гильдии.

К 1908 году Егоров уже числился владельцем собственного торгового дома, снабжавшего горожан продукцией не только ткацких мануфактур Нарвы, но и столичных портных. Через девять лет его капитал насчитывал миллион сто тысяч золотых рублей, размещенных в Ревельском отделении государственного банка. «В октябре 1917 года госбанк был эвакуирован в Екатеринбург, — вспоминал впоследствии Егоров. — Несмотря на мои неоднократные запросы, вернуть свои сбережения мне так и не удалось».

Егоровская площадь

Сложно сказать, какие средства хранились на других счетах Егорова, но в конце того же 1917 года он приступает к реализации давней мечты: строительству собственного доходного дома с торговыми помещениями. И не где-нибудь, а в самом сердце города — на Ратушной площади. Ограниченный улицами Кинга и Мюнди земельный участок на северной стороне Ратушной площади с незапамятных времен был застроен плотно, но «мелкотравчато». Здесь, в тесноте, да не в обиде, разместились средневековое жилище магистратских служащих, домовладение городского врача и совсем уж крошечный дом компании городских музыкантов. Владельцем всего этого хозяйства, наполовину скрытого двухэтажным зданием городских весов (важни), числился на конец 1917 года барон Ризенкампф.

Иван Егоров приобрел у него недвижимость в январе 1918 года. Причем довольно дешево: за 185 тысяч стремительно обесценивающихся рублей. Покидавший окраину охваченной революцией России потомок дворянского рода не стал торговаться. Стоило отшуметь войнам и революциям, как новый хозяин взялся за дело: в 1921 году он заказал проект будущего домовладения. Задача перед архитектором Артуром Перна стояла не простая: вписать современный доходный дом с торговыми помещениями на первом этаже в ансамбль исторического сердца города. Не будет преувеличением сказать, что справиться ему удалось если не «на отлично», то уж точно — «на очень хорошо».

Хотя «патриотически настроенная» пресса двадцатых годов и заявляла, что вместо дома Егорова на Ратушной площади Таллинн получил «жалкую ратушу на Егоровской площади», время развеяло подобные обвинения. Треугольный щипец, возвышающийся со стороны улицы Кинга, навевает ассоциации с силуэтами средневековых таллиннских домов. Расположенный на уровне третьего этажа эркер звучит отголоском эркеров соседней ратушной аптеки. Некоторым диссонансом выглядит часть здания, расположенная на углу улицы Мюнди: достроенный в 1931 году архитектором Эугеном Хаберманном в духе art deco ступенчатый фронтон не имеет прообразов в таллиннской архитектуре.

«Какой я немец?»

Через восемь лет после того как дом Егорова приобрел сохранившийся и по сей день облик, тучи над Эстонией сгустились. Осенью 1939 года от причала Таллиннского порта стали отчаливать корабли с первыми переселенцами на Запад: по призыву фюрера в Германию потянулись остзейские немцы. За море начали поглядывать и наиболее осторожные из числа эстонского населения страны. Иван Егоров возможность эмиграции отвергал категорически.

По воспоминаниям Татьяны Вальдмаа, младшей его дочери, дожившей до начала третьего тысячелетия, он лишь усмехался. Да, в Берлине ему принадлежит половина дома, да, там учится его дочь, но какой, в самом деле, из него немец? «Даже если большевики и захотят забрать у меня дом, жить-то в нем они мне наверняка позволят: наверняка я смогу им пригодиться», — вспоминала она слова отца много лет спустя.

Люди в форме из НКВД постучали в дверь квартиры по адресу: Кинга, 6 в самом начале августа 1940 года. 19 октября того же года был вынесен приговор: домовладелец, мануфактурный торговец, председатель правления Русского национального союза, член Синода и приходского совета Никольской церкви, издатель «контрреволюционной «Нашей газеты», поддерживавший, помимо всего прочего, «белоэмигрантское» русское спортивное общество «Витязь» Иван Егорович Егоров был осужден: восемь лет тюремного заключения.

Огонь войны

Владелец дома Егоров скончался 23 марта 1942 года, отбывая заключение в одном из лагерей «Онеглага» на территории Архангельской области. Семья его осталась в оккупированной нацистами Эстонии. В доме, выстроенном сгинувшим отцом семейства, им довелось пережить трагическую ночь 9 марта 1944 года.

Первым от зажигательных бомб запылал отель «Золотой лев» на улице Харью. Огонь перекинулся на крышу Нигулисте и ратушную башню. Рухнувший на брусчатку площади шпиль поджег здание городских весов. Южный ветер гнал огонь прямо на квартал между улицами Кинга, Мюнди и Пикк. В окнах дома Егорова метались жильцы: поняв, что дожидаться пожарных бессмысленно, они решили отстоять свое жилище самостоятельно. Влетающие в разбитые окна искры и хлопья горящей сажи тушили чем придется — в буквальном смысле из чайников и чашек.

Дочь Егорова, Татьяна, стояла у окна на пятом этаже. Как признавалась она впоследствии, в какой-то момент поняла, что силы покидают. Однако мать приказала ей выпить воды и успокоиться. «Она сказала мне, что если вспыхнет наш дом, огонь перекинется на улицу Пикк и уничтожит весь город, — вспоминала Т. Вальдмаа. — Мать была уверена, что после возвращения Красной армии нам придется покинуть свою квартиру. Но дом должен был быть сохранен в любом случае!»

Память

Предсказанное супругой домовладельца сбылось: семье Егорова в 1944 году пришлось переселиться в Нымме, а в 1949 году, накануне мартовской депортации, бежать из города. Последний помнящий Ивана Егоровича член семьи — младшая дочь Татьяна Вальд­маа — скончалась в 2006 году в доме престарелых неподалеку от Хаапсалу.

А дом, выстроенный в 1923-1924 и 1929-1931 гг. Егоровым на северной стороне Ратушной площади, стоит и по сей день. Жаль только, что о его названии за последние полвека вспомнили всего один раз — в связи с так и нереализовавшимися планами небезызвестного итальянского предпринимателя перестроить дом в пятизвездочный отель.

Право слово, и дом Егорова, и его владелец, заслуживают большей памяти.

Йосеф Кац
«Столица»

11 января 1858 года, вскоре после того как Ревель был исключен из числа сухопутных крепостей, военные власти передали городу все крепостные сооружения. Это и позволило в последней четверти XIX столетия развернуть на обширной территории интенсивное городское строительство, которое уже к концу века объединило пригороды Ревеля с древним центром.

Читать далее »

Не каждый памятник получает от горожан неофициальное название. Установленный более восьмидесяти лет назад перед тондискими казармами, снесенный советской властью в 1941 году и воссоздаваемый к предстояшему 15 мая Дню Таллинна — один из них. Монумент погибшим 1 декабря 1924 года кадетам Объединенных военных школ, который в довоенной столице звали запросто, — «Парни из Тонди».
Глазами очевидца Читать далее »

Место рождения восьмого ребенка крестьянской четы Троссманн, мальчугана Кристьяна, — деревня Варамурру. Место рождения легенды эстонского спорта, борца Кристьяна Палусалу — столица.
Здесь, в Таллинне, в 1929 году он впервые принял участие в состязании борцов Таллиннского гарнизона, заняв первое место. Здесь, демобилизовавшись, остался жить, став членом клуба «Спорт». Здесь он работал — сначала на складе металлических изделий, а потом — в таллиннской тюрьме. Здесь в 1935 году сменил свою фамилию, став Палусалу.  Читать далее »

Тема, волновавшая жителей тогдашней Эстонии, для жителей Западного полушария не была чем-то необычным вот уже более восьмидесяти лет. Первая женщина-полицейский поступила на службу в полицию Нью-Йорка еще в 1865 году.  Читать далее »

В календаре 1919 года дата 24 февраля была набрана точно таким же цветом, что и остальные рабочие дни. Что и неудивительно: правительство ЭР приняло решение отмечать дату как День независимости за пять дней до самого праздника. Читать далее »