29 сентября (по новому стилю – 12 октября) 1710 года закончилась шестинедельная осада Ревеля войсками Петра I – последняя «классическая» осада в истории города.

Выставка, открывшаяся на прошлой неделе в Таллиннском городском архиве, дает шанс взглянуть на события трехсотлетней давности с неожиданного ракурса. Не со стороны победителя – командующего российской армией. Не со стороны побежденных – шведской администрации. А с точки зрения тех, кто оказался невольным заложником великих исторических событий – городских властей Ревеля.

Экспонаты выставки – протоколы заседаний магистрата – позволяют понять, что именно представляли собой семь последних недель существования шведского Ревеля – главного города Эстляндской провинции королевства Швеции.

Бухгалтер на башне

Первый раз войска Петра двинулись на Ревель еще в 1704 году – после покорения Нарвы и Дерпта. В двадцатых числах августа передовой отряд русской кавалерии приблизился к городским пастбищам и угнал с собой часть принадлежавшего ревельским бюргерам скота.

Специально образованный при магистрате комитет серьезно взялся за приведение города в боевую готовность. Солдатам гарнизона было дано распоряжение денно и нощно дежурить у поднятых на валы и башни пушек. Бухгалтеру городской канцелярии Петеру Бушу было дано распоряжение подняться на башню церкви Олевисте и вести постоянное наблюдение за дислокацией петровских войск. Каждый час, с семи утра до одиннадцати вечера, зоркий канцелярист спускал с башни записку. После того, как 31 августа он доложил о том, что неприятельское войско повернуло обратно к Нарве, горожане вздохнули с облегчением: на этот раз – пронесло.

Тревожные вести

Шесть лет спустя ситуация на Балтике изменилась в корне. После победы Петра над шведами в Полтавской битве ход Северной войны окончательно переломился в пользу России. Переход портовых городов шведской Прибалтики под скипетр российского царя оставался, по большому счету, делом времени.

Первые разъезды русской конницы были замечены на Лаксберге – сегодняшнем Ласнамяэ – 15 августа. Это было значительно ближе «зоны тревоги» в девять миль от городских укреплений, установленной в 1704 году. Вести о том, что днем ранее капитулировал гарнизон Пернова, не прибавляли ревельским обывателям боевого духа.

Но гораздо страшнее известий о переходе под власть Петра нынешнего Пярну было для горожан донесение городского врача Хаппеля: 11 августа в Ревеле открылась чума.
Протокол заседания ревельского магистрата свидетельствует: «Господин бургомистр сообщил, что вчера у него побывал медик Мюльхиус, который рассказал, что у девицы Бухлау, живущей в доме, покинутом Андреасом Книппером, обнаружен нарыв у левого уха. Вызванный место хирург Пауль опознал в нем чумной бубон. Чуму подтвердил и городской врач Хаппель, вызванный на место немедленно».

Полтонны лекарств

Магистрат принял решение встретить смертоносную гостью во всеоружии. Прежде всего, специальным распоряжением было приказано обязать каждого домовладельца поддерживать участок перед его дверями в чистоте. Во-вторых – запретить цирюльникам, которые вскрывали чумные нарывы, пользоваться тем же инструментом для бритья здоровых горожан.

Были напечатаны правила поведения во время эпидемии, содержащие, например, советы «почаще открывать в комнатах окна против тлетворного ветра» и капать в нос «бальзам», настоянный на «венгерской водке и нюхательном табаке». 24 августа в ревельскую гавань прибыло судно из Стокгольма, на борту которого было полтонны (!) медикаментов.

«Кроме того, городской врач предупредил, что приходящих их зачумленных местностей крестьян нельзя впускать в город, – рассказывает протокол магистратского заседания. – Нельзя торговать с ними, а также впускать их в дома, ведь тем самым несчастье настигает не только домовладельца, но и весь город попадает во власть смертоносной эпидемии…»

Распоряжения медика были в точности исполнены. Не отсюда ли берет распространенное в определенных кругах заблуждение, дескать, эстонцев до Петра было, якобы, запрещено даже впускать в Таллинн, не говоря уже о том, чтобы остаться на ночлег?

Настроения в предместьях 

Войска под командование петровского генерала Рудольфа Феликса Бауэра приближались к городу все ближе. Решив не дать им закрепиться в предместьях, вице-губернатор Эстляндии Дитрих Рейнхольд фон Паткуль отдал распоряжение снести в радиусе 150 саженей все постройки вне крепостных валов, включая церковь на Тынисмяги.

18 августа полковник пехотного полка барон фон Нирот предложил представителям магистрата и гильдий пройтись в сопровождении офицеров по предместьям и ознакомиться с царящими там настроениями. Настроения, надо полагать, были не самые лучшие: сносить свои жилища домовладельцы не спешили.

Взвесив все «за» и «против», отцы города решили приостановить снос предместий, опасаясь, что в противном случае больные хлынут под защиту городских стен, как случилось это в Пернове и Риге.

«Не снесенные до сих пор постройки было решено оставить, однако солдатам было поручено начать вырубку больших и диких лесов в окрестностях города», – свидетельствует протокол заседания магистрата.

Верность городу

К началу сентября положение в городе станоло более критическим. Осаждающие перекрыли водопроводный канал, тянувшийся от озера Юлемисте по современной улице Веэренни. Остановились мельницы на городском рву – магистрат повелел впрячь в жернова конной мельницы на улице Пикк лошадей и предоставить имеющиеся у горожан ручные жернова в пользование всем желающим.

31 августа городские власти обратились к вице-губернатору и коменданту города с просьбой собрать отряд, выбить осаждающих от истоков водопроводного канала, и возобновить подачу воду в город. Военные, однако, ответили, что для этого у них нет средств, а попытка совершить вылазку в тыл врага силами только городского ополчения обречена на провал.

Те, кто имел возможность, потянулись из зачумленного города вон. Не отрезанной оставалась лишь дорога по морю, и ратманы обратились к вице-губернатору с просьбой не выдавать никому подорожных паспортов без предварительного согласования с магистратом. Гильдейский старейшина Лантинг заявил, что попытку к бегству в подобной ситуации следует приравнять к нарушению клятвы верности городу.

Удивительно, но даже в это непростое время городской совет пытался заниматься свой обыкновенной работой: сбором налогов и податей, раздачей пищи нищим. На том же заседании 31 августа магистрат принял свидетельство об умении пользоваться мушкетом от некого лейтенанта Ле Фоба.

До вторника

Две последних недели шведского правления в городе, вероятно, один из самых мрачных периодов в его истории. Неприятель приблизился к Ревелю на расстояние пушечного выстрела. Зарядившие дожди погубили заготовленный для кавалерии фураж. Все сильнее ощущалась нехватка продовольствия, и магистрат отдал распоряжение начать забой городского стада.

Свирепствовала и чума. Трупы лежали на улицах неубранными, потому как те, кого набирали для их погребения, умирали быстрее. Отцы города приняли решение разрешить хоронить погибших в общих могилах, без церковного отпевания. Церковь, кстати, повела себя в этой ситуации не самым благовидным образом: в протоколе заседания магистрата отмечается, что священники берут повышенную плату за проводы жертв болезни в последний путь…

20 сентября магистрат позволил отправиться в шестинедельную поездку в Стокгольм некоему портовому смотрителю Карлсону: по всей вероятности, он отбыл на последнем уходящем в столицу корабле. После этого связь с метрополией прервалась, и ревельцы поняли, что рассчитывать в этой ситуации остается только на самих себя.

Четыре дня спустя вице-губернатор Паткуль вызвал в замок представителей магистрата и гильдий, где «королевский адвокат и писарь» Друммер зачитал перед собравшимися тексты писем с предложением о почетной капитуляции, которые Петр I и генерал Бауэр направили в Ревель еще до начала осады – 16 августа. Учитывая последствия сдачи города без боя, представители власти решили обсудить этот судьбоносный шаг до следующего вторника.

Последний парад

«Так как нынешняя ситуация представляется очень сложной и опасной, потому что городу грозит полное разрушение, я желаю лишь, чтобы Всевышний сжалился, дал нам мудрости и был бы заступником горожан перед всеми нами любимым королевским величеством монархом Швеции», — такими словами открылось заседание магистрата 26 сентября.

Весть о том, что город склоняется к решению капитулировать, было поручено доставить вице-губернатору бургомистрам Реймерсу и Бухлау. Паткуль, приняв их в замке, сообщил, что если магистрат примет решение о защите города, он постарается организовать ее. «Но гарнизон сократился настолько, что в самом сильном полку осталось всего 90 человек, а в иных – до 60-70», – добавил он.

Представители бюргерства вновь отправились в ратушу. В полдень члены городского совета ознакомились с точкой зрения королевского наместника и согласились с ней. Равно как и с тем, что в ближайшие два дня, пока будут продолжаться переговоры с командующим осаждающей армии, городские ворота будут закрыты и никто не сможет покинуть город тайно.

Через два дня все было кончено. В пять часов дня оставшиеся в живых четыре сотни шведских солдат выстроились под девятью знаменами перед ратушей. Туда же прибыли и около пяти тысяч петровских солдат. Они приняли у шведов посты, после чего остатки ревельского гарнизона, в колонах по шестеро, под развернутыми знаменами и в сопровождении музыки навсегда покинули город по улице Пикк.

* * *

Остается лишь добавить, что «виновные» в сдаче Ревеля фактически без единого выстрела избежали судебного разбирательства: 8 октября от чумы скончались девять членов магистрата, подписавших акт о капитуляции, а двумя днями позже и вице-губернатор Паткуль.

Полуторовековое шведское время в Таллинне закончилось. Начинался новый, российский, период в истории города.

Йосеф Кац
«Столица»

Related posts

• Долгий путь в родной город: возвращение Михкеля Зиттова в Таллин
• «Просей мне денег и брось на землю»: охота на ведьм в былом Ревеле
• Наследие ратмана Якоба Гонзиора: фонд, улица, социальное жилье в Ревеле
• Коварство Озерного Старейшины Улемитсе, известного также, как Ярвевана.