Двадцать лет своего существования Эстонская Республика обходилась без института президентства.

Из всех атрибутов государственности пост президента в нашей стране – самый молодой: в Основном законе страны он был впервые упомянут осенью 1937 года, а еще полгода спустя в ЭР прошли первые президентские выборы.

С чем было связано двадцатилетнее «беспрезидентство» и что положило конец этой уникальной для политической системы стран предвоенной Европы ситуации самое время вспомнить сейчас, когда дискуссия о необходимости в Эстонии института президентства вновь развернулась в обществе.

Особым путем

Кандидаты на пост главы государства глазами издания Kratt в 1933 году и четыре президента Эстонии по версии пользователей Интернета.

На фоне своих соседей – возникших после Первой мировой войны государств Балтийского региона – новорожденная Эстонская Республика выглядела явным исключением. Уже в 1919 году институт президентства был учрежден в Латвии и Литве, а также в Финляндии.

В нашей стране строительство национальной государственности пошло по несколько иному сценарию. Первые регулирующие данную сферу законодательные акты – распоряжение Комитета спасения №5 от 24 февраля 1918 года и решение правительства ЭР от 9 мая 1919 года говорили об учреждении поста премьер-министра.

О том, что во вновь созданном государстве де-юре отсутствует глава, заговорили во время обсуждения текста будущего Основного закона. 15 июня 1920 года первая Конституция Эстонской республики была принята депутатами Учредительного собрания.

И, практически сразу же, вызвала удивления у зарубежных экспертов-правоведов: руководитель государства даже не был удостоен в ней отдельного раздела, оставаясь фигурой, о которой упоминалось лишь вскользь – в главе о правительстве Республики.

Демократы и романтики

«Самая демократическая в мире», как говорили в начале двадцатых годов, Конституция была принята в Эстонии не случайно. Ведь, вопреки бытующему и по сей день мнению о «буржуазной республике», ЭР на начальном этапе своего существования была государством максимально далеким от этого языкового клише.

Большинство мест в Учредительном собрании, а впоследствии и в Рийгикогу первого созыва принадлежало представителям партий левой политической ориентации. И сама мысль о сосредоточении всей полноты государственной власти в руках одного человека казалась тогдашним законотворцам немыслимой.

Правда, еще во время второго чтения проекта будущей Конституции руководитель фракции Христианской народной партии Яан Латтик предложил учредить в Эстонии пост главы государства и даже назвать его по примеру «прочих стран христианской Европы» президентом. Предложение это было большинством народных избранников единодушно отклонено, однако определенный компромисс по данному вопросу был достигнут: роль лица, представляющего ЭР на официальном уровне, была отведена премьер-министру.

Согласно самой первой Конституции ЭР функции главы государства были распределены между парламентом, правительством и государственным старейшиной. Само название должности последнего, по всей вероятности, отвечала духу национального романтизма: созданное эстонское государство словно апеллировало к временам древней свободы.

Тонкости перевода

В июле 1922 года правительство ЭР постановило, что официальный перевод эстонского термина riigivanem на английский язык должно звучать как State Head, а на французский – как Chef d’Etat, то есть – «глава государства».

При этом особо отмечалось, что на обоих языках разрешается использовать также и термин President. В немецком же языке он и вовсе был признан единственным дозволительным: государственного старейшину немцам надлежало именовать исключительно Staatspräsident.

Для русского языка был предложен термин «глава Республики». Впрочем, на страницах русских газет двадцатых годов часто встречается вариант «глава государства». Равно, как и прямая калька с эстонского – «государственный старейшина».

Конституция Константина

Сколько старейшин правило на территории современной Эстонии вплоть до ее покорения скандинавскими и немецкими крестоносцами в начале XIII века – неведомо. Но точно известно, что на посту государственного старейшины ЭР с 1921 по 1937 год побывали в общей сложности десять человек, причем некоторые из них – неоднократно.

Подобное «мельтешение» номинальных глав государства было обусловлено политической нестабильностью в стране: падение очередного кабинета министров и формирование новой правительственной коалиции приводило к тому, что в роли государственного старейшины оказывались новые политики.

Раздавались голоса, что подобная рокировка выглядит в глазах зарубежных держав не слишком солидно. Однако более существенным, пожалуй, был общий кризис эстонского парламентаризма: повторяющиеся с пугающей частотой колебания государственного курса привели к перевороту 1934 года, когда власть в стране оказалась в руках премьера Константина Пятса.

«Пятсовская» Конституция ЭР в редакции 1934 года значительно расширяла власть государственного старейшины. А еще через три года в силу вступил Закон о переходном периоде, согласно которому официальное название должности главы Республики изменялось: вплоть до созыва нового состава Рийгикогу и избрания президента возглавлять Эстонию надлежало «хранителю государства». Или, как именовали его эмигрантские газеты на русском языке за пределами ЭР – «государственному протектору».

Новый путь

В Конституции ЭР, вступившей в действие с 1 января 1938 года, должности президента уже был посвящен отдельный раздел. Согласно основному закону, глава государства, избираемый сроком на шесть лет, наделялся широкими полномочиями, дававшими ему фактически едва ли не всю полноту исполнительной власти.

«В то время как в Западной Европе происходит коренная ломка существующих там политических режимов, Эстония не могла остаться в стороне от крупных реформ, – писала 26 апреля 1938 года газета «Вести дня». – Прежняя система должна была быть заменена новым порядком, и велик был соблазн ввести и у нас режим, при котором диктатор, вождь заменил бы собой все формы народного представительства».

Статья, опубликованная через два дня после избрания Пятса на вновь созданный пост, подчеркивала, что «Константин Яковлевич» «не поддался этому соблазну, и остро сознавая характер и дух своего народа, отметя все неприемлемое для него, вывел страну на новый путь, при котором принцип народовластия остался сохраненным».

Не смотря на газетные заверения, заслуживающая отдельного рассказа пышная церемония инаугурации «первого в эстонской истории президента», да и само название процитированной статьи – «Надежный кормчий» – свидетельствует о том, что введение президентского правления не оставляла «принципу народовластия» иной роли, кроме декоративной.

Возможность возврата

События, развернувшиеся летом 1940 года, служат тому горьким подтверждением: не даром ряд современных историков полагают, что именно выстроенная Пятсом модель авторитарной президентской республики оказалась весьма благотворной средой для последующей советизации присоединенной к СССР Эстонии…

Во времена существования ЭССР пост президента в ней был упразднен. Когда же, после восстановления государственной независимости ЭР конституционная ассамблея взялась осенью 1991 года за выработку текста нового Основного закона, спор о названии должности главы государства вновь зазвучал в замке Тоомпеа.

Так, член ассамблеи Юри Адамс предложил отказаться от термина «президент» и вернуться к существовавшей изначально должности государственного старейшины. Но предложение это было его коллегами отклонено.

Кто знает, не сложилась бы судьба политической системы нашей страны по-иному, если бы этот призыв был услышан? Ведь по модели государственного устройства нынешняя ЭР больше похоже на Эстонию двадцатых–начала тридцатых годов. А не на президентскую республику последних двух лет своего довоенного существования.

Йосеф Кац
«Столица»

Related posts

• Три четверти века президентской резиденции в Ревеле