Четыре с половиной столетия тому назад нынешняя столица Эстонии впервые обзавелась собственным портретом.

О том, сколько именно лет Таллинну – историки спорят с переменным успехом.

Среди искусствоведов же – редкостное единодушие: старейшим изображением Таллинна в живописи считается работа Ламберта Гландорфа. Ее четырехсотпятидесятилетие было на прошлой неделе отмечено Таллиннским городским музеем.

Имена и даты

Две даты красуются на старинной картине: 1560 и 1561. Какая из них верная? Обе.

Очевидное, на первый взгляд, противоречие разрешается легко: первая указывает на год, в котором произошло запечатленное художником событие, вторая – на дату исполнения полученного мастером заказа.

Имя заказчика сохранилось: Симон Фюнфлёйтнер, старейшина Братства святого Маврикия. Сохранился и его фамильный знак: загадочного вида монограмма, красующаяся на белом поле гербового щита, помещенного в нижний правый угол картины.

Еще десять имен и фамилий расположены в верхней части композиции – по обе стороны от реалистично выписанного распятия. Под ним – коленопреклоненные фигуры: десять членов братства Черноголовых, павших в сражении у Иерусалимской горки.

Первый таллиннский путеводитель на эстонском языке, изданный в 1910 году, еще упоминает Иерусалимскую горку среди потенциально важных для гостя города ориентиров. Ныне, спустя сто лет, топоним этот способен озадачить не только приезжего, но и коренного таллиннца.

Только всерьез интересующиеся прошлым столицы еще помнят, что Иерусалимской горой называлась возвышенность в районе нынешнего Пярнуского шоссе и улицы Лийвалайя – место расположения городских виселиц.

У Иерусалимской горки

Что же касается произошедшего здесь сражения, то за описанием лучше всего обратиться к его современнику, а возможно, и очевидцу – пастору церкви Святого Духа Бальтазару Руссову. Повествуя об осаде Ревеля войсками Ивана Грозного осенью 1560 года, он выделил инцидент у Иерусалимской горки в отдельную главку своей хроники.

«Московит показался пред Ревелем и расположился лагерем в полутора милях от города, — пишет хронист. – Ревельцы — и дворяне, и не дворяне, члены магистрата, бюргеры, приказчики, ландскнехты и простолюдины – сделали вылазку из города, взяв с собой два полевых орудия в надежде врасплох застать неприятеля».

Пройдя около трех четвертей дороги, они наткнулись на отряд, который должен был гнать добытый скот; из этого отряда они многих убили, отняли у них всю добычу, что составляло несколько тысяч скота и несколько пленных, и велели гнать их к городу.

Тогда другие pyccкие оправились, бросились на ревельцев и схватились с ними. Ревельцы, по многочисленности русских, должны были отступить, надеясь получить подкрепление от ландскнехтов и пехотинцев, оставшихся позади. Но ландскнехты и пехотинцы, видя, что дворяне бегут, побежали также в кусты и болота, куда только кто мог забраться, и бросили пушки.

На этот раз пали многие славные герои и еще многие другие были принесены домой ранеными. Русские же, прознав, что маленький конный отряд так долго держался, удивлялись тому и говорили: «Ревельцы или безумны, или совершенно пьяны, если с такой малостью народа сопротивляются большому войску и осмеливаются отнимать добычу».

Ментальная веха

Для историка, изучающего ход долгой и кровопролитной Ливонской войны, стычка у Иерусалимской горки – событие, скажем прямо, незначительное.

Но для его коллеги, пытающегося постичь область ментального, эпизод этот – важная веха. От него, словно от межевого камня, разделяющего Средневековье и Новое время, можно отслеживать изменения, происходившие в сознании жителей Ревеля более чем четырехвековой давности.

Наглядное свидетельство тому – массивный каменный крест, и по сей день высящийся во дворе по адресу Марта, 6: он был установлен в память о погибшем у Иерусалимской горки Бласиусе Хохгреве. А также – эпитафия десяти Черноголовым, хранящаяся ныне в башне Кик-ин-де-Кёк.

Посмертная память о конкретном человеке – роскошь, доступная в Средние века немногим. Едва ли не исключительно – сильным мира сего: папам, императорам, королям. Что же касается людей не столь влиятельных – отнюдь не только крепостных, но и ремесленников, и купцов – то помнили о них разве что самые близкие родственники.

Желание увековечить память рядовых бюргеров, павших при защите родного города от неприятеля – безусловная примета Нового времени. Как, собственно, и стремление увековечить для последующих поколений зрителей памятной эпитафии облик именно этого, конкретного города.

Загадки мастера

Какой именно город был родным для художника, впервые решившего запечатлеть облик Ревеля на загрунтованной доске, – вопрос открытый.

Доподлинно известно, что первые упоминания о его пребывании в нынешнем Таллинне относятся к 1531 году: записи Братства Черноголовых сообщают, что некий «маляр» Ламберт Гландорф принимал участие в банкете по поводу рождественских праздников.

Не слишком почтительное определение его рода занятий не должно вводить в заблуждение: в городах Ливонии, затерянных на далекой окраине европейского мира, к занятию живописью по средневековому обычаю относились не как к искусству, но как к ремеслу.

В известной мере это было оправдано: тот же Гландорф, например, с одинаковым успехом брался и за изготовление резных гипсовых медальонов для не сохранившегося до наших дней здания городской важни на Ратушной площади, и за роспись модели корабля, украшенной миниатюрным портретами Черноголовых и сценами охоты.

Однако талант Гландорфа, похоже, был шире цеховых рамок. Во время рождественского банкета 1537 года он был принят в члены Большой гильдии. Событие небывалое: «ремесленник», которому полагалось быть членом гильдии святого Канута, был признан ровней самым богатым ревельским купцам!

Примечательно, что и совершив немыслимый для «ремесленника» социальный прыжок в самое сердце городской элиты, мастер отнюдь не чурался даже самых «ходовых» заказов. Так, в 1565 году он, например, не только написал три картины для декорирования щипца одного из жилых домов, но и лично руководил их закреплением на фасаде здания.

Неизвестно, где и у кого Гландорф учился своему ремеслу, но то, что профессиональный кругозор его был шире Ливонии, сомнений нет. Манера, в которой он изобразил сцену сражения у Иерусалимской горы, указывает на знакомство с творчеством таких мастеров Северного Ренессанса, как Лукас Кранах Старший и Альбрехт Альтдорфер.

Манера, в которой Гландорф изобразил «портрет» Ревеля – часть крепостной стены с возвышающимся над ним опознаваемым шпилем церкви Олевисте – близка к иллюстрациям изданной десятью годами до того в Базеле «Космографии» Себастьяна Мюнстера: европейцам первой половины XVI века она служила подлинным «окном в мир».

Старинная реликвия

Памятные эпитафии – вроде той, что заказал старейшина Братства Черноголовых в память о павших товарищах – как правило, украшали стены церквей.

Но работа мастера Гландорфа – несмотря на то, что центральное место в ее композиции занимает распятие – изначально, по всей вероятности, замышлялась как произведение не церковного, а светского искусства, предназначенное не для культового здания, а для общественного.

Во всяком случае, уже в конце XVII века эпитафия находилась в Братстве Черноголовых: перечень принадлежавшего на 1689 год организации имущества упоминает ее, помечая почтительным пояснением – «старинная реликвия». Вторично в аналогичном списке картина упоминается в 1784 году.

Потемневшая от времени и от копоти свечей, эпитафия Черноголовых была вновь «открыта» лишь в начале ХХ столетия, когда остзейский архитектор и искусствовед Вильгельм Нойманн впервые определил ее как старейшее изображение Таллинна в живописи.

Он же и атрибутировал ее Ламберту Гландорфу – автографа художника, в отличие от «подписи» заказчика, на ней, увы, нет.

* * *

К числу раскрученных, знаковых и узнаваемых таллиннских «брендов» празднующая ныне свое четырехсотпятидесятилетие картина – в отличие от той же «Пляски смерти», например – не относится.

Но это не умаляет ее достоинств: исторических, художественных, культурных. Ведь она – скромный прародитель целой галереи полотен, главным героем которых был и остается Таллинн.

Хочется верить – будет оставаться и впредь.

Йосеф Кац
«Столица»

Related posts

• Эстония превратилась в колониальную страну
• Трубы таллиннских крыш
• История монумента Освободительной войны в Таллине 1919-1937
• Четыре даты в истории города Таллина
• Сетка истории
• Основные факты об Эстонии
• Таллин: кошкин хвост и рыбный дом
• Драконы с таллиннской пропиской
• Эстония: Денежная политика.
• «В опросных листах пишите – «русский»…