Триста лет тому назад Таллинн впервые посетил российский самодержец.

Немудреная присказка «Петр I – всюду первый» находит в таллиннской истории очередное подтверждение.

Действительно: повидать город со стороны – точнее, с холма Тынисмяги, где стояли батареи осаждавших город в Ливонскую войну русских пушкарей – довелось еще Ивану Грозному.

Но побывать в самом городе с официальным визитом впервые довелось только Петру Великому – в декабре 1711 года.

Хозяйским взором 

В хронологии петровских приездов Таллинн явно проигрывает своим ближайшим соседям.

И в Нарве, и в Тарту, и даже в Нарва-Йыесуу Петру довелось побывать за несколько лет до того, как его ботфорты впервые коснулись мостовых таллиннских улиц. А Пярну монарх посетил буквально за несколько дней до приезда в Таллинн.

Раньше чем в столице современной Эстонии самодержец побывал в Вильно и Риге – в предместьях последней ему, кстати, удалось побывать даже в ту пору, когда город принадлежал шведской короне и не самый радушный прием со стороны местных властей даже послужил одним из формальных поводов к началу Северной войны.

Но тем и примечателен Таллинн, что Петр впервые посетил его не в качестве участника направляющейся за рубеж дипломатической миссии и не в роли полководца, триумфально въезжающего в сдающийся ему город. Нет: сюда он прибыл рачительным хозяином, обозревающим владения, недавно ставшие его собственностью.

И хотя до подписания мира со Швецией оставалось долгое десятилетие, и статус покоренных остзейских провинций юридически был еще не уяснен окончательно, Петр направлялся в конце 1711 года в Ревель в твердой уверенности: его здесь ждут.

Пристойный вид 

Скажем прямо: три столетия тому облик Ревеля был для визита главы государства далеко не самый подходящий.

Осада 1710 года, а пуще того – ее недобрая спутница чума – сократила численность населения почти на шестьдесят процентов. Последствия эпидемии ощущались и после капитуляции: еще за несколько месяцев до визита Петра магистрат считал за лучшим продолжить посыпать улицы известью для «дезинфекции».

Жилища вымерших или бежавших в лихую годину за море семейств зияли провалами темных окон: недешевое по тем временам стекло успели растащить. Бывшие предместья встречали путника обгорелыми остовами срубов да высившимися над бывшими летними поместьями бюргеров печными трубами – застройку здесь было решено снести накануне осады.

Беспокоило отцов города и то, что разоренный и обезлюдивший город по-прежнему притягивал к себе сельский люд: за один только 1711 год в Ревеле поселилось более полусотни человек «низкого рода и неизвестного происхождения». Причем, позабыв о сословных приличиях, они, вчерашние мужики, переженились на горожанках и самовольно вселялись в покинутые дома.

Не слишком гладко складывались и отношения у потомков ганзейских купцов с представителями новой власти: назначенный комендантом Ревеля Василий Зотов попросту не владел…немецким языком и потому направляемые им в магистрат письма зачастую возвращались отправителю в нераспечатанном виде.

Однако перед лицом монарха не военная, не гражданская власть ударить лицом в грязь не желала: необходимо было применить все силы, дабы привести город в пристойный вид.

Царский прием 

Встречать монархов – и местных, и иноземных – доводилось Ревелю не раз.

Но нынешний визит должен был затмить предшествующие. Ведь от того, какое впечатление будет произведено на самодержца, в конечном счете, зависело будущее города – дарованные городу при капитуляции привилегии еще не были утверждены царем.

Не удивительно, что 13 декабря 1711 года встречать царственного гостя отправились не только праздные гуляки, но, в буквальном смысле этих слов, лучшие люди города. Члены магистратского суда и представители Эстляндского рыцарства отправили навстречу Петру делегацию: она встретила монарха у деревни Ядивере.

Восемьдесят километров от места встречи до Ревеля она сопровождала царя, а у моста через реку Пяэскюла гостя встретил конный эскорт Братства черноголовых. Под звуки духового оркестра, пушечный салют с башен Тоомпеа, звон церковных колоколов процессия въехала в город.

Воткнутые в снег по обочинам свежесрубленные елки прикрывали фасады зданий, превращая улицы в нарядные аллеи. Триумфальные арки перед воротами Тоомпеаского замка и на Ратушной площади были украшены гербом городским и гербом государственным.

Последний штрих в торжественное убранство добавляла иллюминация: прием, опробованный в Ревеле одиннадцать лет тому назад, при визите в город Карла XII. На углах зданий были подвешены масляные фонари, на подоконниках пылали свечи и плошки с жиром.

Легенда и быль 

Первый визит в Ревель Петра продлился четырнадцать дней – с 13 по 27 декабря.

В городском фольклоре две этих недели запомнились, чуть ли не как бесконечная череда пиров и приемов. Если верить преданиям, именно тогда царь впервые отведал полюбившиеся ему ревельские кильки, а старейшина братства Черноголовых спас репутацию города, мужественно проглотив свалившуюся в кубок с пивом мышь.

Доводилось слышать и более редкую легенду. Согласно ей, утомившийся от бесконечных торжеств правитель решил прогуляться по городу и забрел на западную окраину – туда, где высились пустующие постройки бывшего цистерцианского монастыря архистратига Михаила.

Узнав, что до военного лихолетья в этих стенах без малого восемьдесят последних лет располагалась городская гимназия, Петр поинтересовался, почему работа учебного заведения прервана? Кто-то из горожан поведал горькую правду: прошлогоднюю чуму пережили всего трое преподавателей, а ученики разбежались кто куда.

«Что за беда?! – воскликнул ценивший ученость монарх. – Были бы толковые учителя, а ученики найдутся!». И назавтра же, якобы, гимназические аудитории наполнились людом: по приказу царя сюда были согнаны солдаты, которым ничего не оставалось, как прилежно слушать лекции, читаемые испуганными профессорами на непонятном им языке…

Документальных подтверждений этой истории отыскать не удалось. Но факт остается фактом: уже в следующем, 1712 году, по личному распоряжению Петра в ревельскую гимназию было прислано из России три десятка юношей – обучаться немецкому.

Наглядное свидетельство

Потемневшая мемориальная доска до недавнего времени украшала собой фасад украшенного покоящимся на четырех колоннах балконом дома на нынешней площади Лосси.

Текст ее сообщал о том, что именно здесь, в бывшем доме вице-губернатора шведской Эстлнядии, генерала Антона фон Шлиппенбаха, Петр останавливался во время своего перового визита в Ревель.

Доске не повезло дважды: ее непосредственная предшественница, установленная, по устным сведениям, в двухсотую годовщину визита монарха – в декабре 1911 года – сгинула после революции. А сама она пала жертвой сверх меры ретивых реставраторов в конце девяностых годов.

Наглядных, «живых» свидетельств первого визита Петра в наш город сохранилось до обидного мало. Еще в середине XVIII века возникший от фейерверка пожар уничтожил так называемый «городской дворец» на улице Толли – царь повелел приобрести его в декабре 1711-го.

Ничего не сохранилось и от построек летней мызы, которую самодержец приобрел на берегу протекавшей некогда через город речки Харьяпеа — кто знает, не пади взгляд Петра через несколько лет на заболоченный луг у подножья Ласнамяги, может Кадриорг появился бы где-то на месте нынешнего таллиннского «сити»?

И все-таки одна таллиннская древность, имеющая к событиям декабря 1711 года самое непосредственное отношение, до наших дней дошла. Речь идет об иконе «Литургия Господня», хранящейся в Никольской церкви на улице Вене и с недавнего времени оказавшейся в центре внимания искусствоведов и историков.

Написанная, по всей вероятности, как раз к приезду в город российского самодержца она, словно зеркало отражает петровскую эпоху. И даже более того – конкретный исторический момент: бесславное окончание Прутского похода, обернувшегося для Росси рядом территориальных уступок Турции и утратой Черноморского флота.

* * *

Если истина о том, что первое впечатление – самое сильное, справедлива, то следует предположить: Ревель Петру приглянулся с первого взгляда.

Восемь раз после того, первого, побывал он в нашем городе. И не просто побывал, но и оставил след в его истории, культуре, искусстве.

Времена меняются: фигура царя-преобразователя не так популярна среди горожан, как сто лет тому назад. В отличие от декабря 1911 года нынешний трехвековой юбилей первого его визита в Ревель вряд ли будет удостоен особым вниманием.

Но даже скромная газетная публикация – повод не только вспомнить дела давно минувших дней. Но и один из излюбленных девизов самого Петра: «радуйся малому – тогда и большое придет».

Йосеф Кац
«Столица»