За гранью сфер

Местные газеты в конце 1903 года писали о чем угодно – от предстоящего столетия Фридриха Рейнхольда Крейцвальда до одолевшей римского папу бессонницы – но только не о полете братьев Райт.

Первую демонстрацию аэроплана в Российской Империи – полеты французского летчика Жоржа Леганье над варшавским ипподромом 3-5 сентября 1909 года – ревельские издания тоже оставили без особого внимания.

Но уже через полтора года явно одумались: и русские, и эстонские, и немецкие газеты сокрушались – жителей соседних Петербурга и Риги аэропланом в небе не удивишь, а нас, дескать, все только «кормят обещаниями». Оставалось только завидовать – да ждать, когда технический прогресс обратит свое внимание на Ревель.

«Воздухоплаванье теперь
Надолго будет модно,
Ему уже открыта дверь
В Европе где угодно,

Летает немец Цеппелин,
Француз Фарман летает,
Летал писатель наш Куприн,
Что «Ямы» сочиняет.

Летает Уточкин, Жильбер
По воздуху свободно.
Они за грани наших сфер
Уйдут, когда угодно»,

— писали «Ревельские известия».

На слуху

Фамилия Уточкина в зарифмованной рекламе Шустовского коньяка появилась не только стихотворного размера ради.

Уроженец Одессы был в обществе на слуху: один из первых российских футболистов, боксер, конькобежец, вело- и автогонщик в культовую фигуру окончательно превратился после того, как сел за штурвал самолета.

Впервые это произошло в марте 1910 года – причем машину он поднял в воздух на свой страх и риск, без какой-либо подготовки. Летом последовали первые демонстрационные полеты в Центральной России, в следующем году – на Украине.

Лето 1911-го могло оказаться для летчика роковым – он едва не погиб во время перелета из Санкт-Петербурга в Москву. Но уже следующей весной объявил о начале большего общероссийского турне.

Города нынешней Эстонии были включены в его программу – к вящей радости местных поклонников авиации.

Юрьевский успех 

Первым на пути прославленного авиатора лежал Юрьев – нынешний Тарту: 27 апреля 1912 года пилотируемый Уточкиным аэроплан взмыл над крышами поместья Раади.

Два дня полетов принесли свыше трех тысяч рублей прибыли. С учетом стоимости билета на летное поле — от 40 копеек до рубля, можно подсчитать: подивиться зрелищу пришел едва ли не каждый десятый горожанин.

Организаторов тартуский успех воодушевлял, а вот ревельским властям явно добавлял беспокойства и головной боли. Городской полицмейстер даже опубликовал распоряжение, согласно которому движения каких-либо транспортных средств, за исключением конки, в районе будущих полетов должно быть запрещено.

Меры предосторожности на случай возможной давки оказались преждевременными: 19 мая, как было объявлено заранее, Уточкин в Ревель не прибыл. Но отнюдь не по вине местных организаторов, как уверяли поползшие по городу слухи. Предполагаемая жадность импресарио была совершенно ни при чем.

Летчика постигла очередная авария: во время демонстрационного полета на гидросамолете в окрестностях столицы он чуть было не «приводнился» на лодку со зрителями. Резко взяв вправо, он зацепил крылом аэроплана за буй, «что имело для аппарата печальные последствия».

Добраться до Ревеля Уточкин смог с недельным опозданием – не раньше пятницы, 1 июня.

Погода подвела

«Стояла ясная погода,
Рябило солнце на волнах,
В аэроплане с Ласнамяги
Я птицей в небо взмыл во снах», —
делился сокровенными мечтами анонимный автор на первой полосе газеты Päevaleht накануне ожидаемого полета Уточкина.

Реальность, увы, оказалась не столь радужной. «К несчастью, погода совершенно не благоприятствовала полетам, – сокрушались «Ревельские известия». – Ветер дул очень сильный и день был пасмурным. Хотя ко времени полетов прояснилось, ветер дул с прежней силой».

Вероятно, ненастье заставило большинство «чистой публики» остаться в тот день дома: места на скамьях импровизированного «аэродрома», устроенного в саду на отрезке дороги за дачей Глой в Екатеринентале, пустовали. Зато не было недостатка в тех, кто пытался разглядеть хоть что-то сквозь щели наспех выстроенного забора.

Увидеть посчастливилось не много. «Уточкин два раза пробовал подниматься и ограничился только перелетом с одного конца аэродрома на другой, что продолжалось едва ли больше полутора-двух минут в оба раза», – продолжали «Ревельские известия».

Попытка пролететь над морем успехом не увенчалась: порыв ветра завалил аэроплан на крыло, и, чуть отделившись от земли, он рухнул в воду. Под хохот и свист зрителей незадачливого пилота вытащили на берег.

С помощью веревок вытянули с мелководья и его самолет. И хотя Уточкин заверил, что фиаско никак не повлияет на завтрашнюю программу, неудачи преследовали его. Полеты в воскресенье 3 июня не состоялись: погода подвела.

Придти и увидеть 

…Новая рабочая неделя для приказчика магазина печатных и швейных машинок Фридриха Николаи начиналась непросто: разочарованные горожане потянулись сдавать приобретенные накануне билеты «на Уточкина».

Авиатору не осталось ничего иного, как пообещать повтор полетов ровно через неделю и гарантировать, что за забор «аэродрома» будут пускать по билетам, приобретенным накануне. Кроме того, всем желающим предлагалось придти и посмотреть на аэроплан, стоящий на летном поле.

Последнее, надо сказать, было рискованным шагом. «Фарман» Уточкина представлял собой «летающую этажерку» в буквальном смысле – обтянутый материей деревянный каркас. Проковырять в обшивке дыру было для тогдашних хулиганов делом чести: «штопать» аэроплан пилоту приходилось порой непосредственно перед взлетом.

Добровольцы Пожарного общества и культурно-спортивного общества «Лоотус» взялись поддерживать порядок у самолета. Оставалось ждать выходных – и надеяться на летную погоду.

Три или десять 

«Первый опыт полетов и последующие «объяснения» Уточкина с публикой вселили в горожан недоверие и вызвали в конце недели разговоры: покажет Уточкин полет или «попытку полета»?» — беспокоился Päevaleht.

Любопытство, впрочем, победило недоверие. К 7 часам вечера в субботу 9 июня в Екатериненталь устремилась публика. Вагоны конки брали штурмом, а около памятника «Русалке» образовался затор из частных экипажей и пролеток извозчиков.

«На аэродроме собралась около тысячи человек, но большинство толпилось за оградой, лезло на деревья и заборы, карабкалось на крыши и башенки домов, – продолжало издание. – Море потемнело от лодок, парусников и прочих плавсредств, словно программа строительства Балтийского флота исполнилась за ночь».

Погода благоволила авиатору: ветер улегся полностью, и в половине восьмого Уточкин взобрался в кресло пилота. «И вот – винт сзади него раскручивают и – с сильным ревом «Фарман» катится на колесах по земле, вдруг поднимается вершков на двадцать, чуть сбавляет высоту, делая первый круг», – восторженно свидетельствовал корреспондент.

Описав круг над садом, биплан устремился в сторону набережной, под аплодисменты сидящей в лодках публики качнул крыльями и вернулся на аэродром. «Перелет» занял от двух до трех минут – засечь точное время старта очарованные зрители не удосужились. Брат пилота доказывал, что в воздухе аппарат пробыл все восемь минут…

В тот вечер Уточкин поднимался в небо трижды. Во время последнего полета у авиатора стал развязываться ремень на ботинке – и он, к восторгу зрителей, взялся затянуть пряжку прямо в воздухе. А вот аттракцион «письма с неба» почему-то так и остался невыполненным.

«Всю заявленную программу Уточкин не отлетал, но ведь летал же, – рассуждал двумя днями позже Päevaleht. – И какая разница, три полета или десять? С этой мыслью публика стала покидать сад, пробиваясь сквозь толпы зевак и прокладывая путь домой».

* * *

«Мы полагаем, что Ревель представляет много удобств для полетов, так как здесь нет сильных и неожиданных воздушных течений с резкими переменами, которые так тормозят полеты в Петербурге и Гатчине. Авиационной школе подобало бы быть в Ревеле…»

Со столь оптимистичным прогнозом «Ревельские известия» выступили 17 июля 1912 – через неделю после демонстрационных полетов, устроенных нидерландским авиатором Хильгерсом на моноплане «Фоккер».

Дело, по мнению газеты, оставалось за малым: стоит только выкорчевать пни на Ныммеском ипподроме да утрамбовать песок. Никаких иных препятствий развитию авиации в Таллинне столетней давности, вероятно, не имелось.

Центром обучения пилотов Ревель под властью российских монархов стать не успел. Как не удосужился, впрочем, за минувшее столетие увековечить память того, кто впервые поднялся в таллиннское небо – Сергея Уточкина.

Подождем следующей круглой даты?

• Нравится