Продержался он недолго: в конце лета издание вернулось к прежнему, умеренному, курсу, а покинувший его редактор И.Тарунцев возглавил новорожденный «Ревельский вестник».

В сентябре стало известно, что некий коллежский регистратор Я.Плуг намерен издавать в Ревеле газету «Посредник» на трех местных языках – русском, эстонском и немецком – разом.

Намерение по каким-то причинам осталось нереализованным. Но уже 16 (29) октября из типографии вышел первый номер «Ревельского листка» — третьей появившейся в городе за минувший год русскоязычной газеты.

Никто!

Герой одного из опубликованных «Ревельским листком» фельетонов рассказывал
о «необычайном происшествии», свидетелем которого ему довелось оказаться.

Суть происшествия заключалась в следующем: толпа горожан на нынешней улице Виру вела себя настолько возбужденно, что можно было заподозрить что-то неладное — то ли пожар, то ли столкновение извозчика с вагоном конки.

При ближайшем рассмотрении выяснилось: местная публика всего-навсего осаждает газетчика, получившего свежие номера столичных газет прямиком из почтового вагона петербургского поезда. «Это странно: живут в Ревеле, а о Петербурге так заботятся, словно здесь только часы проводят», – отмечал фельетонист.

Поинтересовавшись у стоящего поблизости горожанина о том, кто же, в таком случае, интересуется в Ревеле местной общественной жизнью, журналист получил недружелюбный, но краткий ответ: «никто!»

Обильный материал 

Журналист сгустил краски: раздел местной жизни имелся на страницах как «Ревельских известий», так и «Ревельского вестника».

Другое дело, что большинство публикаций этого раздела носило характер сухой репортерской хроники. Кроме того, одним из «беспроигрышных» козырей накануне предстоящих в 1912 году выборов в Государственную думу оказался национальный фактор.

В итоге жизнь горожан-остзейцев почти полностью сгинула с полос русской прессы. С лидерами эстонской фракции городского самоуправления оба издания начали горячую перепалку. А педалирование «еврейского вопроса» приняло откровенно карикатурные формы: даже в сообщении о гибели «Титаника» не обошлось без антисемитских ноток.

Отказ от подобных настроений новая газета декларировала в первом же номере. «Редакция нашла и для себя работу, желая сделать свое издание отражением тех общественных нужд, тех городских потребностей и тех законных стремлений ревельцев, которые общи всему городскому населению, без отношения к племенному составу жителей» — провозглашал «Ревельский листок».

Свое кредо «Ревельский листок» сформулировал четко: освещать, примирять и объединять интересы «всех трех населяющих город национальностей». «Ревель способен дать для этого самый обильный материал», – была уверена редакция.

Поразительные мнения

Появление издания, тональность и направленность которого резко отличалась от «мейнстрима» местной русской журналистики, вероятно, послужило поводом для слухов.

«От местных Добчинских, Бобчинских и Загорецких можно было услыхать поразительные мнения, – иронизировал по поводу домыслов «Ревельский листок». – Одни говорили, что издатель был прислан с тайной целью в Ревель берлинскими немцами, а по мнению некоторых – даже венскими.

Некоторые находили какую-то связь между этой газетой и посещением Ревеля английской эскадрою. Иные горячо настаивали, что тут каверза кадетской партии. Конечно, не были забыты и японцы; добрались и до Турции, которая имела расчет действовать на Россию с тыла и тем предупредить военную помощь балканским славянам».

Ничего секретного в предыстории «Ревельского листка», между тем, не было. Еще весной как эстонские, так и русские издания опубликовали краткую заметку: «ямбургский обыватель» Альфред Липпо ходатайствует о предоставлении ему права издания в Ревеле газеты.

Но успехом газета была обязана не ему — «редактору-издателю», занимавшему административную должность. А автору, публиковавшемуся под псевдонимами «М.П.Тиханов», «Амикус» и даже – «Архип Дуда».

Прогулки с Маниловым 

То, что литературная биография популярного в середине ХХ века прозаика Ивана Соколова-Микитова началась в Ревеле, литературоведам известно.

Каким было начало пути – известно значительно меньше: в своей биографии писатель упоминал лишь работу в «маленькой газетке «Ревельские известия» — скромно умалчивая о том, что всё издание практически держалось на нем.

Где, когда и при каких обстоятельствах двадцатилетний Соколов-Микитов познакомился с Липпо – неясно. Скорее всего, произошло это на берегах Невы, где учащийся сельскохозяйственных курсов куда прилежнее лекций посещал петербургские литературные кружки.

Не просто знакомство, а ощущение самого духа классики русской литературы сквозит в фельетонах, публиковавшихся в «Ревельском листке» из номера в номер. Недаром в первом же номере были помянуты сплетники из гоголевского «Ревизора» и пустозвон из грибоедовского «Горя от ума»!

«Сквозным героем» ряда публикаций становится Манилов: фантазия молодого журналиста заставляет его заложить поместье в Крестьянском банке, перебраться в Ревель, определить сыновей в нынешнюю Гимназию Густава-Адольфа, бродить по городу и восхищаться прожектами городских властей.

Город необычайностей

«Коль ни зима, ни осень, ни весна, ни лето – знай, милый мой, что город Ревель это. Город всяких необычайностей, случайностей, крайностей. Где все бывает ни так, ни сяк, лишь считается неизменно-желанным пиво «Сакъ»…

Это – цитата еще одного «фаворита» редакции «Ревельских известий» — «балаганного деда Архипа Дуды», размером раешного стиха рассказывающего о реалиях ревельской повседневности столетней давности.

Иногда роль повествователя отводится «замоскворецкому купцу, физиономисту по совместительству», приехавшему в Эстляндию по коммерческим делам и регулярно сообщающему об увиденном на чужбине в письмах к супруге.

«Город старинный, грязный и смахивает на склеп, который не открывали сотни лет, – пишет от лица персонажа Соколов-Микитов. – Признаюсь, что мне, родившемуся на вольной, радостной Волге, где у каждого душа нараспашку, тяжело дается привыкание к Ревелю».

Справедливости ради необходимо добавить, что редакция «Ревельского листка» стремилась не только развлекать читателя изящными литературными формами, но и поднимала достаточно болезненную проблематику.

В частности – привлекала внимание к нуждам «пришлого русского населения», устремившегося в Ревель на строительство укреплений Морской крепости Петра Великого. Или же – к нежеланию вводить в школах уроки эстонского.

А полицейским, ревностно следящим за соблюдением запрета на торговлю в продуктовых лавках по выходным, но закрывающим глаза на продажу в них самогона, издание посвятило карикатуру – вероятно, первую в местной русской прессе.

* * *

Результаты муниципальных выборов 1913 года «Ревельский листок» приветствовал оптимистичным прогнозом.

«Русские и эстонцы соединены общими интересами политической деятельности, и эти общие интересы постепенно уничтожают тот тормоз, который стоит на пути их прогресса в целях цивилизации и культуры местного края», – писало издание.

Увы, поучаствовать в уничтожении барьеров межнационального взаимодействия самой газете больше не пришлось: пятьдесят первый номер «Ревельского листка», вышедший 1 апреля 1913 года, стал последним.

Единственная строчка в автобиографии подзабытого писателя и единственный номер издания, сохранившийся в библиотечных собраниях Эстонской Республики, — таков финал существования «Ревельского листка». Даже библиофилы путают его порой с «тезкой» — одноименной газетой, выходившей в Ревеле в 1879 году.

По счастью, полная подшивка «Ревельского листка» сохранилась в Российской национальной библиотеке – в городе, откуда в сто лет тому назад приехал, возможно, самый яркий журналист дореволюционного Ревеля.

Есть в этом факте нечто символическое. Найдется ли новый Соколов-Микитов, чтобы достойно отразить жизнь города на страницах современных русскоязычных СМИ Эстонии?