Даже снос летом 1922 года православной часовни не смогло отменить историческое название Русского рынка: площадью Виру он официально станет через четырнадцать лет.

Нет-нет, да и встречающееся в популярной литературе заявление о том, что в 1918 году Ревель был официально переименован в Таллинн, относится к разряду заблуждений.

Оба топонима существовали параллельно с незапамятной поры: нужды в законодательном акте, который «эстонизировал» бы название столицы новорожденного государства, не было.

В чем нужда осознавалась новыми властями явно – это в «эстонизации» названий городских улиц и площадей.

Царь и наследник 

Первым из таллиннской топонимики был изгнан цесаревич Алексей: бульвар Престолонаследника, нареченный в честь его рождения в 1904 году, почти сразу же после Февральской революции был переименован в Северный.

Следом настал черед царей, чьи имена носили учебные заведения. Николаевская гимназия, например, была переименована в гимназию Густава-Адольфа летом 1918 года – и это, вероятно, единственное название времен кайзеровской оккупации, существующее и по сей день.

Несколько больше повезло Петру I: до весны 1922 года в городе официально существовала Петровская площадь. После того, как памятник императору был снят, она было наскоро перекрещена в площадь Харью: топоним этот просуществовал считанные месяцы, уступив место привычному Вабадузе вяльяк.

«Безмятежной» на этом фоне выглядит судьба Романовского проспекта: возможно, роль сыграло то, что звучное это название в 1913 году было присвоено не Нарвскому шоссе, как предлагалось сначала, а улице, носившей до того неблагозвучное имя Чортовой.

Как-то бестолково

Вопрос о переименовании таллиннских улиц прозвучал на заседании городского собрания 22 ноября 1922 года: депутат Куллеркуп от фракции квартиросъемщиков заявил, что в нынешнем своем виде называются они «как-то бестолково».

В качестве доказательства он зачитал письмо восьмидесяти жителей бывшей улицы Уус-Каламая, которая с недавних пор носила название «Килу». «Жить на Килечной улице попросту неэстетично», – поделился Куллеркуп точкой зрения своих избирателей.

Вопросы эстетики и благозвучия, как оказалось, были на тот момент достаточно актуальными. Депутат Ребане, от имени фракции увечных воинов, заявил, что перво-наперво надлежит избавиться от такого досадного наследие былой власти, как само слово uulits, заменив его «эстонским по духу».

Спор о том, насколько общеизвестно существовавшее на тот момент только в диалектах слово tänav, расколол участников заседания примерно пополам. Наконец, социал-демократ Вирма и вовсе предложил третий вариант — слово rada, означающее, как известно, «тропа».

Поняв, что к консенсусу сразу придти не удастся, члены горсобрания решили создать особую комиссию по переименованию улиц. К работе она, судя по газетным публикациям, приступила незамедлительно.

Имя и место 

«Список из 62 предложенных к переименованию названий улиц примечателен не только своей длиной, но и содержательной стороной вопроса», — писала в ноябре 1922 года газета «Waba Maa».

Прежде всего, издание советовало задуматься: не слишком ли формально члены комиссии походят к обязанностям? Так, предложив увековечить в уличных названиях выдающихся деятелей культуры, они не удосужились снабдить их инициалами.

«В мире может быть полным-полно Крейцвальдов и Рейманов, но если мы добавим к этим фамилиям имена Фридрих Рейнхольд и Виллем, мы почтим память нашего «отца народных сказаний» или же замечательного нашего историка», – настаивал журналист.

Призывал он и «не разбрасываться» громкими именами исходя исключительно из принципа фонетического созвучия: предложение переименовать улицу Полтавскую, названную так в память о двухсотлетии Полтавской баталии, в улицу Паала казалось ему неприемлемым.

«У названия Паала слишком важное место в нашей истории, которое оправдывает присвоение этого имени какой-нибудь иной улице, чем Полтавской, расположенной где-то на городских задворках, – сокрушалась газета. – Ее можно было бы назвать по ближайшему селу или волости».

Недовольство издания современному таллиннцу, пожалуй, непонятно: мало кто помнит, что в сражении на протекающей в окрестностях Вильянди реке Паала в 1217 году пал вождь эстонских дружин Лембиту.

Просто перевели 

Самому Лембиту, согласно планам городской комиссии, полагалась улица практически в центре: бывшая Большая Балясная.

Соседняя с ней Малая Балясная получала имя другого борца с агрессией крестоносцев — полулегендарного Вамбола, а Большая Арефьевская – Иманта, который заколол в бою второго немецкого епископа Ливонии.

Имена былых домовладельцев – вне зависимости, впрочем, от того, носили они некогда фамилии русские или немецкие – изгонялись с карты города безжалостно. Так, Гиргенсонской предстояло стать Теэстузе (Рабочей), а Ризенкампфской – получить имя политика Юри Вилмса.

Иногда перемены были не столь радикальны. Улице Германовской, в эстонском написании – Германи, просто сменили первую согласную на «Х». Сложнопроизносимое сочетание латинских букв в начале названия Шубеской улицы сократили до одной – и получили улицу Субе.

У Луизентальской и Кристинентальской улиц «купировали» иноязычные окончания: дворникам пришлось только чуток подправить надписи на уличных табличках — и родились вполне себе эстонские топонимы Луйзе и Кристийне.

С улицей же Медведьевской (в официальном написании — «Медведьеви») поступили по-иному. Топоним просто перевели на эстонский – и получили известную современному горожанину улицу Кару.

Время настанет

17 января 1923 года вопрос о новых именах столичных улиц вновь обсуждался под сводами ратуши – и вновь вызвал жаркие споры.

«Независимый социалист» Янсон заявил, что вопрос переименования важен, но не своевременен: настанет час, когда рабочие сами увековечат на уличных табличках имена, которые действительно дороги им.

Депутат от фракции трудовиков Томп поинтересовался, надо ли понимать сказанное так, что оратор желает видеть в Таллинне улицы Ленина и Троцкого? «И такое время обязательно настанет!» — парировал Янсон.

Создатель РККА «персональной улицы» в Таллинне, по понятным причинам, удостоен так никогда и не был. Ленинский же бульвар появился в столице Эстонии чуть более чем через четверть века – в 1950-м.

А тогда, девяносто лет назад, тридцатью восемью голосами «за» при двадцати восьми «против» таллиннское горсобрание приняло предложении об утверждении всех предложенных комиссией по переименованию топонимов.

Среди прочего, Владимирская улица стала улицей Якобсони, Куликовская – Раэвалла, Пушкинская – Холланди. Романовский проспект превратился в улицу Крейцвальди, Гоголевский бульвар – в бульвар «Эстония».

Тем же самым решением, кстати, Большой рынок в самом сердце Старого города был впервые официально переименован в Ратушную площадь: топониму, который кажется ныне чуть ли не средневековым, на деле – всего девять десятилетий.

* * *

Удивительное дело: кампания по «эстонизации» городского пространства осталась практически незамеченной местными русскими изданиями.

«Последние известия», например, ограничились лишь сухим перечнем новых названий, воздержавшись от каких-либо комментариев – хотя в защиту памятника Петру и православных часовен высказывалась открыто.

Пассивность, возможно, связана с тем, что вплоть до 1934 года проживающие в Эстонии национальные меньшинства могли свободно пользоваться теми топонимами, которые были для них традиционны: газетные статьи, как и при царе, называли улицу Рауа – Железной, а Вене – Никольской.

Кстати, самые «стойкие» русские топонимы просуществовали в официальной топонимике Таллинна до середины 1930-х: бывший Русский рынок был окончательно переименован городскими властями в площадь Виру только в 1936-м.

• Нравится