Лошадь на улицах нынешней столицы Эстонии — гость не частый. В таллиннской же топонимике и декоративно-прикладном искусстве — персонаж излюбленный.
Ледяной лошадиный торс установленный на углу улиц Харыо и Нигулисте аккурат к наступлению Нового года по восточному календарю, оказался недолговечным.

Типы ревельских извозчиков. Акварель середины XIX века.

Подлинные же памятники «лошадиному прошлому» Таллинна неподвластны капризам погоды: иные из них существуют в городском пространстве вот уже более пяти столетий.
Обзавестись по примеру той же соседки — Риги собственной Конной улицей Таллинн за восемь веков своей биографии так и не удосужился.
Хотя попытки предпринимались: в ходе кампании по «приведению в порядок» городской топонимики в начале двадцатых годов на карте Старого Таллинна появилась улица Хобузе.
В таком виде топоним просуществовал неполных лет семьдесят. Но слишком уж прозрачным, прозаичным и неочевидным показался он горожанам, и в 1989 году городские власти приняли решение вернуться к оригинальному названию — Хобузепеа.
Однако загадочная «лошадиная голова», увековеченная топонимом и вывеской, расположенной на крохотной улочке художественной галереи, — не более чем ошибка, если угодно — описка: плод языкового пуризма членов Ревельского магистрата.
Впервые в письменных источниках она была упомянута во второй половине XV века. Большинством построек здесь владел некий Ханс Ханнеманн, барышник. Его ремеслу улочка и обязана своим изначальным названием: Perdekopstrate — улица Торговца лошадьми.
К тому времени, когда горожане ощутили потребность в уличных табличках, правописание ганзейской эпохи безнадежно устарело. Подгоняя топоним под нормы современного немецкого языка, безвестный чиновник переусердствовал.
Архаичное и малопонятное «Кор» стало «Kopf»: вместо «торговли» появилась «голова». Да так и осталась в речевом обиходе — на радость всем любителям и ценителям таллиннских курьезов.

Старейшие из старейших

Когда именно лошадь получила прописку не в топонимике, а в искусстве Старого Таллинна — ответить не так-то просто. Капелла Святого Георгия, лепящаяся к северной стене Домского собора, наверняка была украшена во времена католичества изваянием легендарного воина-змееборца, летящего в бой на коне, но внутреннее убранство ее не сохранилось.
В годы Второй Мировой войны погибла и надгробная плита XV столетия с изображением святого Георгия, находившаяся в интерьере церкви Нигулисте, — по всей вероятности, старейшее изображение всадника в монументальной пластике Таллинна.
Куда как милосерднее судьба оказалась к всадникам не легендарным, а вполне историческим: закованные в латы члены Братства Святого Маврикия гарцуют на фасаде таллиннского Дома Братства Черноголовых как минимум с 1597 года.
Еще девять лет спустя собственным «автопортретом на рабочем посту» украсил одно из окон церкви Пюхавайму некий Юрген Тух — старейшина цеха ломовых извозчиков, доставлявших товар из гавани в город.
Его дар церковному приходу, объединявшему представителей «ненемецких» ремесел, — старейший витраж, уцелевший на территории Эстонии.

Реалистичный ширпотреб

Здание под номером 55 на улице Пикк архитектурно-художественными достоинствами церкви Пюхавайму и дому Черноголовых безусловно уступает.
Перестроенное в начале XX века из средневекового бюргерского жилище в наши дни выглядит, скажем прямо, неприглядно: в заброшенном состоянии оно пребывает последние лет пятнадцать.
Поэтому практически невозможно отворить половинки решетчатых ворот и, прошагав низкой подворотней, увидеть смотрящую на тебя со стены… лошадиную голову, способную, с непривычки, напугать своим гипсовым реализмом.
Отливка из гипса — массовый продукт, «ширпотреб» рубежа ХIХ-ХХ столетий. По сути своей это — рельефная вывеска, маркировавшая некогда кузницу или украшавшая въезд в конюшню.
Лет десять тому назад подобная конская маска была видна во дворике на улице Вооримехе (Извозчичьей), да сгинула. Остается надеяться, что ее «близнец» с улицы Пикк уцелеет.

Конь над крышей

Конюшни в былом Ревеле располагались, конечно, не только на подворьях жилых домов. Господа из Верхнего города, где свободной территории было немного и земельные участки — небольшие, не мудрствуя лукаво, попросту пристраивали их к крепостной стене.
Нижний город, понятное дело, подобными пристройками к веденному им фортификационному поясу был недоволен — оборонных свойств лепящиеся с наружной стороны конюшни не повышали, а совсем наоборот.
Спор Нижнего города с Верхним тянулся долго. «В исторической перспективе» купцы с ремесленниками одержали над дворянством победу: к стене, образующей западный фронт застройки нынешнего Сада датского короля, конюшни не примыкают. Но возвышавшаяся над ним некогда седловидная крепостная башня и по сей день хранит в своем имени память о давно сгинувших постройках: называется она Таллиторн—Конюшенная.
Чтобы ни у кого не оставалось сомнений, реставраторы, трудившиеся в семидесятые годы над воссозданием ее средневекового облика, увенчали башню флюгером в виде лошадиной головы.

Военный объект

С января 2010 года лошадиная сила на территории ЕС считается только суплиментарной, то есть — вспомогательной единицей мощности.
Между тем на окраине Старого города до сих пор можно отыскать уникальный памятник промышленной архитектуры, возведенный в ту пору, когда лошадиная сила была понятием не абстрактным, а самым что ни на есть конкретным.
Пузатое круглое строение на улице Лай, 47, словно придавленное к земле низкой жестяной крышей, явно знавало лучшие времена. И стены его были повыше, и крыто оно было высоким конусом из пестрой оранжево-красной черепицы.
Но главным, конечно же, был не внешний облик, судя по всему, делающий постройку схожей с башнями городской стены, а «начинка» необычной постройки — механизм мельницы, приводимый в движение запряженными лошадьми.
Конную мельницу построили не ранее 1379 года и активно использовали как минимум до 1710 года. Насколько часто—сказать труднее: подобные сооружения работали преимущественно в военную годину.
Оно и неудивительно: доступа к ветряным и. водяным мельницам, расположенным за чертой городских укреплений, в дни осад не было, по соображениям личной безопасности. К ним, по-просту, было не добраться.
Горожанам не оставалось ничего иного, как запрягать восемь тяжеловозов и, гоняя лошадей по кругу, заставлять вращаться гранитные мельничные жернова…

***

Ровно сто лет тому назад, по данным на 1 января 1914 года, в губернском городе проживало 3079 лошадей.
Сколько их потомков живет в современном Таллинне — всезнающая статистика, к сожалению, об этом молчит. Но с учетом манежа в Тонди с конюшнями городского ипподрома — полсотни, возможно, и наберется.
Но главное — не количество, а порой даже и не качество, а сила традиции, хранящей отголоски былых времен и способной оживить их в воображении неравнодушного горожанина или гостя города.
Что с того, что цокот копыт никогда уже не будет основным лейтмотивом симфонии таллиннских улиц? Эхо его различимо и по сей день. Надо уметь не только прислушиваться, но и вглядываться.

 Йосеф Кац

«Столица»

Related posts

• Ассауве: музыкальная башня Таллина
• Полёт.
• Таллинн: Башни Старого города: «Нас щадит человек в уваженье к украшающим нас сединам...»
• Эха Вырк: надеемся на быстрое и разумное решение по вопросу о Нейтситорн
• Памятник фортификации и правосудия: байки и быль Бременской башни в Таллине
• Геральдика, топонимика, фортификация: золотая палитра Таллинна
• «Ветрам северным открыто кругло-каменное брюхо...»: как башня Толстая Маргарита в Таллине, музейный облик приобретала
• От орудийной башни до музея. К 70-летию Таллиннского Морского музея
• «Mynno toyuetan, nink wannun»: эстонский в средневековом Ревеле