За те два десятилетия, на протяжении которых городские власти выбирают лучшие объекты архитектурной реставрации, не было, похоже, до сих пор случая, чтобы первое место разделили здания-погодки.
Нынешний год наметил новую тенденцию: как лучший отреставрированный объект в границах Старого города, так и расположенный на территории исторических предместий, практически ровесники — что первому, что второму исполнилось «плюс-минус век».
Хронологической точности ради стоит пояснить: здание в квартале между улицами Пикк, Пагари и Лай было сдано в эксплуатацию в 1912 году, доходный дом на перекрестке улиц Рауа и Крейцвальди — летом 1913-го.
Более того, оба они, при всей кажущейся очевидной, на первый, непрофессиональный, взгляд, несхожести, принадлежат не только одной эпохе, но и одному архитектуру стилю — модерну или, на немецкий манер, югенду.

Стильное здание

«Есть зданье стильное на улице Морской,
Обширностью своей внушает изумленье.
Внутри, направлены умелою рукой,
Работы движутся, кипят на удивленье…»

Дом Тулипа на углу Пикк и Пагари — «второй неоклассицизм» во всей возвращенной красе.

Укрывшийся за псевдонимом «Дедушка Ефим с участка» фельетонист «Известий Ревельского совета рабочих и воинских депутатов» упомянуть номер дома не удосужился. Нужды особой не было — всякий горожанин в январе 1918-го догадывался, о каком здании идет речь.
Несложно догадаться, какие чувства испытывал к нему корреспондент пролетарского издания: Строительное управление Морской крепости имени Петра Великого, расквартированное в доме на углу Пикк и Пагари, воспринималось большевиками как «оплот бывших».
Содержание в данном случае на редкость соответствовало форме: пятиэтажное строение, подавляющее окружающую застройку столичным масштабом, но одновременно — по-петербургски элегантное, смотрелось живым свидетельством недавней имперской мощи.
На смену строя и общественной формации за его стенами, казалось, даже не обратили внимания: учреждение, насколько было это вообще возможно в условиях нарастающей революционной анархии, изо всех сил стремилось работать размеренно и четко.
Этот стиль работы, похоже, на долгие десятилетия прописался в кабинетах дома на улице Пагари — пугающе независимо от того, какие структуры каких государств квартировались в нем.

Декоративная роль

«Бурамновски дом» на углу Рауа и Крейцвальди — северный модерн с налетом неоклассики.

«Британский подданный Вильям Матвеевич Тулип», подавая в 1911 году документы на строительство в Ревельскую городскую управу, не мог, пожалуй, даже предположить, что этот адрес — Пагари, 1 — обретет когда-нибудь пугающий привкус.
На месте двух пошедших под снос средневековых жилищ, кстати, уже считавшихся признанными памятниками старины, он планировал возвести доходный дом с квартирами, рассчитанными на самую взыскательную публику.
Проект здания был заказан у молодого зодчего Ганса Шмидта: недавно он вернулся из Петербурга с дипломом художника-архитектора и уже успел вписать современное по тем временам здание на углу теперешних улиц Харью и Вана-Пости.
Из столицы Шмидт привез приверженность модерну. Но если первая его таллиннская работа пытается остаться в рамках «чистого стиля», то фасады дома Тулипа были решены в духе следующего этапа его развития — так называемого, «второго неоклассицизма».
Прямого цитирования элементов античной архитектуры тут нет — за исключением разве что утрированного треугольного фронтона. Да медальонов с танцующими грациями, словно сошедшими с древнеримских фресковых росписей.
В целом же — это здание с современной планировкой квартир, оснащенных последними достижениями бытовой техники тех лет: паровым отоплением, ваннами, лифтами. Один из них, кстати, предназначался не для пассажиров, а для дров.
Предназначались они не столько для согрева помещения, сколько для обеспечения уюта: камины в доме Тулипа играли чисто декоративную роль.

Военная биография

Наслаждаться комфортом жильцам самого фешенебельного на момент постройки в городе многоквартирного дома долго не пришлось: слишком уж высокую арендную плату назначил хозяин.
Открытый вопрос — решил ли Тулип продать свое детище государству еще непосредственно в процессе строительства или же сразу после его завершения. Во всяком случае к январю 1917 года жилых квартир в нем уже точно не было.
Военные положили на здание глаз «всерьез и надолго»: после того как Таллин был оккупирован кайзеровской Германией, на Пагари, 1 разместился отдел снабжения и продовольствия Восьмой армии.
Попытку «захватить здание» гражданские власти предприняли всего один раз: в ноябре 1918 года в нем ненадолго обосновалась уездная управа Харьюмаа, уже в конце месяца потесненная вновь созданным Военным министерством Эстонской Республики.
Помимо генерального штаба в доме на углу Пагари и Пикк располагался также Комитет истории Освободительной войны с архивом и библиотекой. Правда, под музей помещений не нашлось — его пришлось открывать на улице Вене.
Примечательно, что, несмотря на серьезность разместившихся в здании учреждений, его воспринимали как одну из городских достопримечательностей: путеводитель 1921 года
опубликовал его фотоснимок, что в советское время было бы маловероятным.
Оно и понятно: органы госбезопасности СССР, располагавшиеся в здании с 1940-го по 1941-й и с 1944-го по 1991 год, в отличие от министерств ЭР, к саморекламе склонны отнюдь не были.

Мастер и заказчик

На повышенную секретность дом на перекрестке улиц Рауа и Крейцвальди пожаловаться, вне зависимости от режима, не мог. Повода не было: на протяжении всей своей истории он был и остается жилым.
Уважением пользовался и зодчий, построивший дом: Карл Бурман-старший, начавший свой творческий путь в Эстляндской губернии и завершивший — в Эстонской ССР, считался одним из признанных «патриархов».
О заказчике «бурмановского дома» в ту пору предпочитали не упоминать: домовладельцы вообще были не в чести. Да и биография его была слишком уж яркой иллюстрацией к капиталистической концепции о человеке, «сделавшем самого себя».
Сын приходского учителя Вольдемар Клемент, выпускник торгово-экономического факультета Рижского политехникума, смог пройти непростой отборочный конкурс и занять должность управляющего одним из коммерческих банков Санкт-Петербурга.
В неполные тридцать он переехал в Ревель, где занял должность главного бухгалтера городской газовой и водопроводной сети. Скопив за пять лет внушительный капитал, Клемент решил вложить его в строительство доходного дома.
Вряд ли с Бурманом он познакомился еще в столице, где тот учился в Академии художеств. Скорее, встретились они-уже в Ревеле — и явно нашли друг друга.

Подлодка на мансарде

Где бы ни произошла встреча, печать петербургской школы явственно лежит на фасадах дома по адресу: Рауа, 39.
Но это — уже не имперский Петербург, классицистическая «Северная Пальмира». А город, готовый сменить свое имя на Петроград: столица северного модерна, ведущего род не от средиземноморской античности, а от легендарного мира скандинавского фольклора.
От северного модерна в облике «бурмановского дома» немало. Прежде всего — сам грузный, придавленный мансардой силуэт. А также использование в облицовке фасадов «дикого» природного камня и оконные проемы причудливой пяти-шестиугольной формы. Что делает «бурмановский дом» отличным от аналогов, встречающихся во многих городах Северной Европы, — это скругленное решение угла здания, усиленное декоративными полуколоннами, заставляющими вспомнить Казанский собор.
Еще больший сюрприз ожидает тех, кто проникнет во внутренний двор здания: устремленные в небо башни лестничных клеток венчают жестяные колпаки с окнами-иллюминаторами, заставляющими вспомнить о рубках
первых подлодок.

***

Времена, когда к модерну даже профессиональные искусствоведы относились с пренебрежением, к счастью, сами успели стать достоянием истории. Дом Тулипа и «бурмановский дом» вновь сумели стать тем, чем были на момент своего рождения, — достойным украшением города и комфортным жилищем для своих обитателей.
А значит награды, врученные на минувшей неделе Таллиннским департаментом культурных ценностей их владельцам, — безусловно заслуженные.

Йосеф Кац
«Столица»