Если история таллиннских дуэлей будет когда-либо написана, последняя ее глава будет посвящена (б) 19 марта 1884 года — дате последнего в городе «поединка дворянской чести».
Когда слово «дуэль» впервые вошло в активный лексикон предков нынешних таллиннцев — об этом языковеды и кулъторологи, к сожалению, молчат.
Зато хорошо известны даты, когда подобную практику выяснения отношений пытались запретить в законодательном порядке: в 1662 и 1682 годах «антидуэльные» рескрипты издавали шведские монархи, в 1715 и 1782 годах — российские самодержцы.
Но какими бы наказаниями ни стращали потенциальных дуэлянтов светские власти, какие кары ни предрекали им за гробовой доской проповедники с пасторских кафедр — запретный плод был от этого если и не слаще, то, вне сомнения, только привлекательнее.
Происшествие, всколыхнувшее не только сонный и размеренный ритм жизни Ревеля середины восьмидесятых годов позапрошлого столетия, но и отозвавшееся гулким эхом на страницах как местной, так и иногородней прессы, — очередное тому подтверждение.
Да что там иногородней — как о событии из ряда вон выходящем о нем писали даже немецкие газеты, издававшиеся за много сотен верст как от границ Российской империи, так и от ее прибалтийских, остзейских губерний.

Заразительный пример

Дуэль. Гравюра художника-экспрессиониста Альберта Блоха из коллекции Эстонского Художественного музея.

Имя участника Балканского похода атамана Бориса (Бенедикта) Александровича фон Мореншильда современному таллиннцу не говорит практически ничего, да и сто сорок лет тому назад особой популярностью среди местных жителей он вряд ли пользовался.
Если кому он и был известен, то военным, да и то — не за подвиги на поле брани, а в связи с отчаянным экспериментом: зимой 1883 года он вместе с полком, которым обрусевший потомок ливонских рыцарей командовал, совершил марш-бросок от Нижнего Новгорода до Санкт-Петербурга.
Несмотря на стужу, метели и снегопад расстояние в тысячу верст было преодолено, что называется, на одном дыхании. Заметку о рискованном, но благополучно завершившемся предприятии опубликовали столичные СМИ и перепечатали, как было заведено, провинциальные издания.
Одним из них оказалась газета «Revaler Beobachter», именно из этой газеты о походе Мореншильда узнал барон Эмиль фон Шиллинг, наследный владелец поместья Лехтигаль — нынешнего Сууре-Ляхтру неподалеку от Хаапсалу. Вдохновленный примером, он решил доказать, что и в Эстляндии не перевелись смельчаки.
Проскакав с единомышленниками девяносто верст, отделявших родовое гнездо от Ревеля, за четыре с половиной часа, Шиллинг заявил: следующей зимой он готов отправиться верхом прямиком до Берлина. И готов предпринять конную экспедицию в одиночку — дескать, во всей губернии не найдется наездника, достойного составить ему компанию.

«Приглашаю к пистолетам»

Поделись Шиллинг своими планами с друзьями и соседями-мызниками, о его намерениях, вероятно, к следующей зиме все бы забыли. Но решительно настроенный барон оповестил соседей посредством всё той же «Revaler Beobachter».
Реакция не замедлила последовать: барон Карл фон Кнорринг, владелец поместья Вашель (ныне — Васта в уезде Ляэнемаа) и супруг родной сестры Шиллинга, прочему-то углядел в публикации о предстоящем «броске на Берлин» скрытый выпад против собственной персоны.
Кнорринг не нашел ничего лучшего, как самому взяться за перо и лично написать в газету статью о том, что намерения родственника — бравада. Да и в его «конной прогулке» до Ревеля нет ничего особого: некий австрийский граф у себя на родине преодолел то же расстояние за три часа.
Теперь уже настал черед Шиллинга возмущаться: в эпистолярном жанре на страницах периодики он решил не упражняться, а высказать всё Кноррингу лично. Причем не где-нибудь, а в коридоре Ревельского городского театра. «В присутствии третьих лиц, среди которых были и дамы», — уточняет «Рижский вестник». Кнорринг, надо понимать, в долгу тоже не остался. Что точно он высказал шурину, история не сохранила. Но Шиллинг почувствовал себя настолько оскорбленным, что бросил роковые слова: «Приглашаю к пистолетам».
Приятели и родственники попробовали упросить его взять сказанное в словесной перепалке слово обратно и уладить дело миром. Однако барон был непреклонен: оскорбление надлежало смыть кровью.

Три залпа

В первой половине восьмидесятых годов XIX века Екатериненталь считался хотя и ближним, но все же — дачным пригородом: тянуть туда линию конки еще казалось отцам города слишком накладно и далеко.
Потому мало кто заметил, как к гостинице «Ноtеl dе Fгапсе» в четыре часа пополудни 6 марта 1884 года подъехали два закрытых экипажа. В одном сидел барон Шиллинг со своим секундантом бароном фон Дерфельденом, в другом — барон Кнорринг с секундантом бароном Пиларом фон Пильхау.
Условия поединка были оговорены заранее, никаких реверансов в сторону «опереточной», французской дуэли, оставляющей обоим противникам шанс Стреляться надлежало практически в упор — с расстояния пятнадцати шагов. Каждому участнику было позволено сделать три выстрела, на каждый из которых отводилось пять секунд.
Первым же выстрелом Шиллинг прострелил сопернику ладонь. Кнорринг промахнулся. Второй выстрел не причинил вреда ни одному из дуэлянтов. Секунданты поспешили призвать стороны к миру: у одного из участников из руки хлестала кровь, так что оскорбление вполне можно было признать «смытым».
Шиллинг готов был примириться с родственником, но тот был непреклонен. Уже слегка покачиваясь, Кнорринг крикнул: «К барьеру!». Вновь грянули пистолеты. Когда дым рассеялся, оказалось: у Шиллинга кровоточит подбородок, а на земле лежит труп Кнорринга.
Тело убитого было доставлено в ближайшую больницу. После того как доктор констатировал смерть, секундант повез тело в поместье Камбья: родовая усыпальница Кноррингов находилась в тамошней церкви.
Шиллинг был взят под стражу вызванной хозяином гостиницы полицией. Весть о дуэли молнией полетела по городу. Бал в дворянском собрании, назначенный в этот день, срочно был отменен.
«Назавтра распространился слух, будто бы в Екатеринентальском парке имеет быть вторая дуэль, — писала «Revaler Beobachter». — Всё общество с возбуждением устремилось в Екатериненталь».
На этот раз на окраину был направлен и дополнительный наряд стражей порядка. Но до самой темноты, наступившей в тот день в восемь часов вечера, ничего особенного не случилось.

Совершенно неуместно

Сложно сейчас сказать, что именно шокировало современников в поединке Шиллинга и Кнорринга больше всего: родственные узы дуэлянтов, ничтожный повод конфликта, выбор наиболее жестокого, т.н. «русского» варианта дуэли.
По всей вероятности, совокупность всех этих факторов. «Бессмысленная и слепая ненависть овладевает даже разумными и образованными людьми, забывается о том, что споры должны решаться разумно, в суде», — наставляла читателей газета «Virulane».
Суд над убийцей, насколько можно проследить по страницам тогдашних газет, как бы это ни показалось странным, видимо, так и не состоялся. Вначале полиция взяла с Шиллинга подписку о невыезде из Ревеля, затем — определила местом домашнего ареста его поместье Лехтигаль.
«По поводу наделавшего так много шума поединка в Екатеринентале прусская «Posner Zeitung» публикует, между прочим, некоторые подробности о Кнорринге, повествующие, что покойный не отличался особенным добродушием и приятным характером, — сообщал в конце марта «Рижский вестник». — Лет десять назад в Дерпте он опасно ранил студента Шустова, за что был посажен в Дюнамюндскую крепость. Однажды, откликнувшись на просьбу Кнорринга, комендант крепости отпустил его на сутки в Ригу, чтобы он там немного повеселился.
Как же воспользовался Кнорринг данным ему отпуском? Он посетил маскарад в городском театре, нанес оскорбление даме, а вступившегося за оскорбленную кавалера попросту застрелил наповал. И это далеко не единственная жертва Кнорринга!
Тем не менее он жил на свободе и в полном довольствии. Всякое сожаление о постигшей его участи следовательно совершенно неуместно».

* * *

7 февраля 1934 года полицейские, подоспевшие в окрестности местечка Воорбузе, арестовали двух тартуских студентов — Генриха Шварца и Фреда Куса, уже готовившихся скрестить рапиры.
Если верить тогдашнему таблоиду «Esmaspäev», этим инцидентом завершилась без малого трехсотлетняя практика студенческих поединков, организованных в строгом соответствии с кодексом дуэльной чести.
Прошло менее года — и новая редакция Уложения об уголовных правонарушениях объявила дуэли на территории Эстонской Республики вне закона. Даже вызов на поединок отныне наказывался тюремным заключением сроком до одного года.
Традиция, берущая свой исток едва ли не с заката Средневековья, прервалась, похоже, окончательно. И, признаться честно, особого сожаления по этому поводу испытывать, наверное, не стоит.

Йосеф Кац
«Столица»