Четыреста лет назад словосочетание «охота на ведьм» использовалось в былом Ревеле не в переносном, а в самом буквальном смысле: обвинения в колдовстве стали для судебной практики тех лет привычным делом.
Семнадцатое столетие начиналось на территории современной Эстонии непросто, если не сказать — мучительно.
Выжженные и вытоптанные в годы Ливонской войны поля зарастали сорняком. Несколько зим выдалось необычайно суровыми. Неурожай следовал за неурожаем.
Вслед за голодом неизбежно являлся его недобрый спутник — мор: в 1570-м, когда войска Ивана Грозного осаждали Ревель, по Северной Эстонии прокатилась волна бубонной чумы, в следующем году — еще одна.

Сожжение ведьмы. Немецкая гравюра XVI века.

Не будет преувеличением сказать, что эстонский народ впервые в своей истории фактически оказался на грани полного вымирания. Многим казалось, что настали последние времена: Бог, кажется, позабыл о несчастной Ливонии.
В минуты отчаяния люди готовы были ухватиться за любую, пускай даже самую призрачную, надежду на спасение. Многие, особенно, разумеется, на селе, решались обратиться за помощью к давнишним, языческим еще, практикам и ритуалам.
Пасторы, которых пощадила война и чума, бежали из сельской местности под защиту городских стен. Крестьянину ничего не оставалось, как идти к знахарю или колдуну. Ведь в отличие от священника-немца тот по крайней мере был «своим» — соплеменником.
Обращение за помощью к «знающему человеку» в глазах официальных властей — что церковных, что светских — однозначно рассматривалось как повод для начала репрессий. Ведь даже у самых просвещенных умов начала XVII столетия сомнений не было: за знахарем, колдуном или ведьмой однозначно стоит сам повелитель преисподней…

Секрет ведовства

Массовому сознанию эстонских крестьян — насколько позволяют нам судить об этом сохраненные фольклором свидетельства — образ Дьявола и мотив заключения с ним договора был чужд.
Деятельность тех, кого обвиняли в сотрудничестве с Сатаной — доморощенных сельских «чародеев», чаще всего не была связана с умышленным вредительством. Скорее, она сводилась к оказанию помощи больным, или к знахарству.
С одной стороны, в ту стародавнюю эпоху знания знахарей были нужны народу. А с другой стороны, по суеверным представлениям того времени в случае неудачи эта деятельность таила в себе большую опасность для жизни самого целителя.
Считалось, что ведьмы, колдуны, знахари и прочие «чародеи» обладают магической силой и могут себе подчинять высшие сверхъестественные силы и тем самым воздействовать на явления природы и судьбы людей.
Верили, что они могли защищать людей, их утварь и близких, а также скот, освобождать от сглаза, наговоров и проклятий. Наводить несчастья и беды знахари тоже «умели» — и этого было достаточно для возбуждения судебного делопроизводства.
Особенно — если сторона, считающая себя пострадавшей от зловредной магии, отправлялась искать защиты не у «конкурирующего» ведуна, а у представителей верховной власти.
Методы инквизиционного дознания были разработаны в совершенстве: под пытками обвиняемые давали судьям именно те показания, которые они хотели услышать от несчастных.
Серьезное обвинение Почему переход от Средневековья к Новому времени сопровождался таким размахом охоты на ведьм, что уместно говорить о психической пандемии, — об этом ученые спорят до сих пор.
Массовое помешательство распространилось более всего среди населения Франции и Германии. Так, например, на процессе, состоявшемся в 1611 году в городке Миндхайме, неподалеку от Майнца, свидетели совершенно серьезно утверждали, что видели тысячу ведьм, летавших на метлах.
Не осталось в стороне от борьбы со «слугами Дьявола» и восточное побережье Балтийского моря. Начиная с середины XVI столетия целая волна судилищ над лицами, обвинявшимися в ведовстве, знахарстве и занятиях черной магией, прокатилась по Эстляндии, Лифляндии и Курляндии.
Судебные документы без малого полутысячелетней давности сохранили имена отдельных жертв охоты на ведьм: крестьянка Крыыт с четырьмя сообщниками, сожженная на мызе Пылула, вблизи Раквере, в 1546 году, некие Кай, Малл и Пилл из Лагеди, взошедшие на костер в 1596 году, какая-то финка Биргитта из Нарвы, казненная в 1608 году…
В 1588 году магистрат Дерпта был даже вынужден принять особое постановление против доносчиков, обвиняющих сограждан в ведовстве: судебные инстанции города были попросту перегружены огромным количеством подобных дел.
Призывы к здравомыслию, увы, чаще всего оставались лишь гласом вопиющего в пустыне: доносы на колдунов, знахарей и ведьм продолжали поступать, а власти продолжали относиться к ним со всей бдительностью.
9 июля 1616 года ворота тоомпеаского замка со скрипом распахнулись: на суд в Ревель привезли трех закованных в цепи несчастных. Против них выдвигалось серьезное обвинение: колдовство.

Подробности дела

Одного из обвиняемых звали Курт из Ликкети: вероятнее всего, из деревни Люкати неподалеку от Таллинна. Другой обвиняемой была женщина из Паэкюла вблизи Иру. Имени третьего мы не знаем.
Две местные жительницы уверяли, что Курт был предводителем «отряда» из двадцати летающих ведьм. Говорили еще, что он знаменитый волынщик, а нечисть на звуки волынки особенно падка.
Против Курта говорило и его необычайное упрямство. Свидетели обвинения добавляли также, что, мол, в родной деревне каждый знал, что Курт был известным оборотнем, уничтожавшим зерно и зажигавшим ненастными ночами огоньки на болоте.
Одна из жительниц Паэкюла свидетельствовала — Курт просил ее: «Просей мне денег через сито и брось их на свою землю. Там я буду колдовать». Другая вспомнила: прошлой зимой, когда только и было разговоров о сожженных в Раквере девяти колдунах, Курт хвастался за выпивкой — он, дескать, тоже колдун, а баре-то ничего не знают!
Подобных обвинений было достаточно, чтобы применить к подсудимому пальцевой жом. 19 августа палач взял его пальцы в тиски, раздробив фаланги. Несмотря на это, Курт отрицал все обвинения. Тогда «колдуна» вздернули на дыбе — и он сразу же согласился сотрудничать со следствием.
Курт сообщил, что был учеником некой «дьявольской Катто» и при этом — сам руководил «отрядом», состоящим из шестисот демонов. Его подчиненные, мелкие бесенята, занимались преимущественно тем, что плевались на церковный катехизис.
Судья поинтересовался о сообщниках, и Курт назвал имя знакомого, палача тоомпеаского замка. Тот якобы был великим чародеем: он вдыхал в легкие своим знакомым воздух, отчего люди приобретали способность летать.
Беда заключалась в том, что этот волшебник, живший некогда в поселке Иру, к тому времени лет двадцать назад как умер. Курт, видимо, после пытки пожалел самого себя и попросил испытания водой, чтобы выяснить, виноват он или нет.

Под Ласнамяги

Через пару дней нашелся еще один свидетель, Паюпеа Андрес, ранее судимый по другому делу о колдовстве.
Вероятно, Андрес понимал, что такое пытки — и сразу дал показания, «припомнив», как однажды встречался с ним в церкви Васкъяла. Курт, якобы, хвалился ему, что он великий знахарь и может без труда наколдовать денег.
Ради подтверждения своего могущества Курт позвал Андреса в каменную каморку, располагавшуюся под холмом Лаксберг — то есть, под Ласнамяги. Увидевший их некий мызный управляющий Юлка тоже присоединился к компании.
В подземелье, по словам Андреса, они отужинали со столового серебра. Юнка, которого поначалу величали не иначе как «дорогой», потом почему-то отхлестали кнутом из бычьей кожи. Да так, что бедолага неделю не мог потом встать с кровати.
Буйная фантазия не пошла Андресу на пользу: хотя он и был только свидетелем, к нему также были применены пытки. Совершенно лишившись от мук рассудка, он немедленно рассказал судьям массу «достоверных сведений».
Прежде всего он сообщил, что управляющего на самом деле звали Лолк. И что жил вместе с Куртом в… реке Васкъяла, впервые появившись со дна в один и тот же день, сжимая в руках по две рыбы.
Судья приказал найти Лолка, но из местных жителей о нем никто ничего не знал. Зато в одном из застенков отыскали некого Сууро Роопа из волости Амбла, отбывавшего наказание за колдовство.
Рооп рассказал, как в корчме Курт хвастался, что он — чародей, а его жена Като — настоящая ведьма. Увидев Роопа, Курт почему-то сразу же встал на четвереньки, словно хотел обернуться волком и убежать. Рооп сказал ему: «Не убегай, всё равно поймают!»
Обвинения против Курта суд считал вполне доказанными, и судья объявил приговор — сожжение. Обвиняемый воспринял эти слова безразлично — вероятно, от боли он уже повредился рассудком.

* * *

Шесть лет назад парламент Швейцарии официально пересмотрел судебное решение двухвековой давности: Анна Гёльди, обезглавленная в 1782 году за колдовство и считавшаяся «последней казненной ведьмой Европы», была полностью реабилитирована.
Жертвы «ведовских процессов», происходивших на территории современной Эстонии в XVI-XVII веках, оставили память о себе только в протоколах судебных заседаний. Но они в не меньшей мере заслуживают если и не формальной реабилитации, то определенно — сочувствия.

Аарне Рубен
«Столица»

Related posts

• Дар Прометея
• Прощание с ревельской конкой
• «Топ-десятка» таллиннских школ
• Фешенебельный Ревель, ревущих тридцатых!
• «Дни мобилизации протекают в удивительном порядке»: Ревель, август тысяча девятьсот четырнадцатого
• Листая календарь
• В ревельском небе - Уточкин
• Таллинн, июнь. После 22 часов. «Ночь немая, голубая…»
• Между прошлым и будущим
• Доминиканцы в Таллине