Промышленное предприятие, княжеская дача, фешенебельный ресторан, Летная школа и, наконец, музей — всё это усадьба Маарьямяэ на полпути от Кадриорга и Пирита.

Начало масштабной реконструкции усадебного комплекса, начавшееся на позапрошлой неделе, призванное преобразовать его в музейный городок, — повод вспомнить вехи истории былого Мариенберга.

Сладость названия

Летняя усадьба на Сахарной горке в окрестностях мануфактуры Клеменца. Рисунок середины XIX века.

На вопрос о том, какая из более чем полусотни гордо зовущихся «горами» таллиннских возвышенностей самая сладкая на вкус, современный горожанин ответит, скорее всего, молчанием.

А века полтора назад никаких сомнений быть не могло: разумеется, Сухкрумяги. Если быть совсем точным — Цукерберг: Сахарная горка, как называли ее русские обыватели Ревеля.

Топоним родился не ранее 1811 года, когда купец Йоханн Готлиб Клеменц не получил от Департамента мануфактур и внутренней торговли разрешение основать первую в Эстляндской губернии сахарную мануфактуру.

С сахаром в Российской империи было на тот момент в буквальном смысле слова не сладко: установленная Наполеоном континентальная блокада Англии лишила европейцев сырья для его изготовления — сахарного тростника из колоний.

Дефицит исходного материала заставил сахарозаводчиков обратить внимание на сахарную свеклу: благо, она-то произрастала и на европейском континенте. Другое дело, что сахар из нее получался темным и не слишком сладким.

Его рафинированием, то есть переработкой в более качественный продукт, и занялась ревельская мануфактура: даром что пущена она была уже после разгрома Наполеона и отмены установленного им эмбарго.

Меняя владельцев, а позже — и профиль, основанное Клеменцем предприятие проработало более полувека, пока вспыхнувший в марте 1899 года пожар не оставил от него лишь обгорелые стены.

Тогдашний хозяин мануфактуры — предприниматель Христиан Ротерман счел разумным не возрождать ее, а выставить пожарище на продажу.

Дачная слава

Мариенберг во времена графа Орлова-Давыдова. Фотография начала XX столетия.

Покупатель не заставил себя ждать: им, заплатив требуемые тридцать пять тысяч рублей, стал в январе 1874 года генерал-лейтенант Анатолий Владимирович Орлов-Давыдов.

Жителю Первопрестольной, владевшему к тому времени землями в полудюжине губерний от Симбирской до Московской, нужды развивать в Эстляндии промышленность не было.

В окрестностях Ревеля, снискавшего себе славу излюбленного места отдыха, Орлов-Давыдов решил построить дачу — «летнюю резиденцию», в довесок к «зимней» — подмосковному поместью Семеновское-Отрада.

Едва ли осознавая это, новый владелец возвращал местности ее изначальную, «дачную», суть: список недвижимости ревельских предместий, составленный в 1722 году, упоминает здесь место отдыха горожан — загородную корчму.

Еще через шестьдесят лет на нынешней Маарьямяги располагалась летняя мыза: единственная издававшаяся в ту пору в городе газета Revalsche Wöchentliche Nachrichten публиковала объявления о сдаче ее внаем.

Даже в ту пору, когда над Сахарной горкой вовсю дымили мануфактурные трубы, в желающих провести отдых на живописном приморском берегу отбоя, по-видимому, не наблюдалось.

Известно, что в двадцатые годы на отдых из Санкт-Петербурга приезжала семья историографа Николая Карамзина, даже содержавшая на Цукерберге литературный салон.

Оригинальность неоготики

В честь кого именно — жены или дочери — переименовал новый владелец былую Сахарную горку — сказать сложно: Марией звали одну и другую.

Генерал-лейтенант, похоже, вообще был склонен к играм со смыслами: его экслибрис, например, был выполнен готическим шрифтом таким образом, что буква «О» незаметно перетекала в букву «Ц».

К эпохе готики Орлов-Давыдов питал, по всей видимости, особые симпатии: недаром и ревельскую свою резиденцию решил он возводить на манер средневекового рыцарского замка, романтичного и величественного.

Проект был заказан петербургскому зодчему Роберту Гёдике — мастеру, скажем откровенно, далеко не первого плана, но даром умелой стилизации под архитектурные стили предшествующих эпох владевшему в совершенстве.

Поместье Мариенберг было спланировано в лучших традициях усадебной неоготики: ступенчатый фронтон, ризалиты, крытые черепичными рундуками каминные трубы, стилизованная под крепостную дозорная башня.

Вход в нее — да и во всю постройку — Гедике оформил оригинально: вмуровал в кладку стены стрельчатый портал подлинного бюргерского жилища XV столетия, перенесенный с территории Старого города.

Аутентичной была и входная дверь, выполненная в стиле барокко уже в эпоху шведского владычества: подожженная неизвестными лет сто назад, в двадцатые годы она была заменена копией.

Источник средств

Основатель Мариенберга, почивший в последние дни 1905 года, и представить себе не мог, что существовать стране и династии, которой он служил всю жизнь, остается чуть больше десятилетия.

Его сын — церемониймейстер двора Алексей Орлов-Давыдов приветствовал февральскую революцию и даже служил личным шофером Александра Керенского. Но октябрь 1917-го «революционный граф» принять не мог.

Эмигрировать в Париж наследник Мариенберга успел. Перевести из петроградских банков многочисленные вклады — нет. Основным источником средств стал для него сохранившийся в ставшей независимой Эстонии капитал.

Банк Карла Шеэля регулярно выплачивал Орлову-Давыдову проценты, но привыкший жить на широкую ногу аристократ хронически нуждался в деньгах. В начале двадцатых годов он решил начать сдавать таллиннскую «дачу» в аренду.

Какое-то время арендатором выступал голландский консул, позже — некий Йоханнес Вальдт, открывший в поместье первоклассную гостиницу «Ривьера-Паллас» с одноименным круглосуточным рестораном.

В годы экономического кризиса денежный поток стал иссякать. В 1931-м Орлов-Давыдов решил выставить недвижимость на аукцион, но желающих раскошелиться на триста тысяч крон не нашлось.

Лишь шесть лет спустя, когда граф вот уже два года как пребывал в лучшем из миров, его наследники смогли найти покупателя: им стала Летная школа Сил обороны Эстонской Республики.

Новые времена

«Военный» период в истории, а точнее — в архитектурном убранстве былой графской резиденции стал чередой утрат.

Снесли оживляющую главный фасад веранду. Окна мезонина подогнали под тот же размер и форму, что и окна первого этажа. По мнению современников, здание обрело какой-то «казарменный облик».

Досталось и внутреннему убранству — в нетронутом виде сохранился лишь камин в одном из залов. Вероятно — самый роскошный: в 1881 году репродукция его была помещена в номере петербургского журнала «Зодчий».

Послевоенные десятилетия, коща в поместье Орлова-Давыдова располагалось жилье для семейных офицеров, сохранению памятника зодчества также не способствовали: к началу семидесятых дом был полностью амортизирован.

Весной 1975 года изрядно побитый временем усадебный ансамбль был передан Историческому музею Эстонской ССР. Реставраторы приступили к работе еще через восемь лет. В эксплуатацию помещения были сданы только в 1988-м.

К столетию провозглашения эстонской государственности филиал Исторического музея на Маарьямяэ, планирующий полностью обновить экспозицию и стиль ее подачи, обещает вновь распахнуть перед посетителями двери.

Хочется верить, что в музейных залах найдется место и для экспонатов, которые могли бы рассказать современным таллиннцам и гостям города более чем двухвековую историю поместья Мариенберг.

Йосеф Кац
«Столица»