21 декабря — самый короткий день в году — «профессиональный праздник» ревельского магистрата и официальное начало периода зимних праздников в былом Ревеле.

Приближение Рождества и Нового года в современном Таллинне волей-неволей начинаешь ощущать с середины ноября: как только на Ратушной площади устанавливают ель и открывают тематический рынок.

В стародавние времена, когда ритм повседневной жизни задавала не коммерция, а религия, сама идея встречать главные праздники зимнего цикла загодя, то есть — до окончания осени, могла показаться по меньшей мере странной.

Рождественско-новогоднее веселье стартовало за сутки до наступления астрономической зимы: 21 декабря — в день, который календарь католической церкви посвящал памяти «апостола-скептика» — Фомы, или, на западный манер, Томаса.

Налог престижа

Апостол Фома — Часть алтаря церкви Нигулисте, созданного в последней трети XV века.

Исходя из евангельского, текста можно предположить, что до вступления в круг учеников Иисуса Фома был, скорее всего, рыбаком. Неканонические источники называют его плотником.

Между тем, для жителей средневекового Ревеля имя апостола наверняка звучало синонимом иной профессии — мытаря, или сборщика податей. Ведь к Томасову дню полагалось заплатить городской налог.

Платить его в определенном смысле было почетно: облагались им не все горожане, а исключительно владельцы недвижимости, расположенной внутри крепостных стен, причем размер налога они определяли для себя сами.

Шанс схитрить и заплатить меньше, чем к тому обязывала площадь домовладения, практически исключался — не столько даже потому что верность предоставленных данных заверялась клятвой, но и в силу неписаного кодекса бюргерской чести.

Ведь выплата годового налога была вопросом престижа: внося деньги в городскую казну, плательщик демонтировал себе и окружающим принадлежность к той прослойке населения, которая абсолютно независима в своих делах и поступках.

Оно и немудрено: если кто от ежегодного налогообложения был освобожден, то это, говоря современным языком, муниципальные служащие: магистратские писари и секретари да ремесленники, работавшие не на себя, а на магистрат.

По очевидной причине от городского налога были освобождены и священники: во-первых, служа в приходских храмах, они вполне могли рассматриваться состоящими на службе сразу всей городской общины разом.

Во-вторых же, что изначально католики, что позднее — протестанты неукоснительно следовали правилу, согласно которому кесарю следовало воздавать исключительно кесарево, а Богу — божье.

Новый размах

Когда именно окончание сбора налога на право считаться полноправным бюргером начали в Ревеле отмечать как день особый, праздничный — однозначный ответ дать сложно.

По крайней мере известно, что ровно пятьсот лет назад — в 1519 году — накануне дня апостола Фомы в помещениях ревельской ратуши состоялся приуроченный к этому событию пир. ,

Известно даже его «меню» — точнее, конечно, перечень закупленных для подачи на стол продуктов: хлеб, жареное мясо, икра сига — не ахти какие деликатесы. Единственная пряность — имбирь.

Судя по дошедшим до современных исследователей документам, и по размаху, и по длительности, и по своему престижу торжества эти уступали банкетам, которые устраивались непосредственно в честь Рождества.

Однако удивительным образом им удалось пережить не только Реформацию, покончившую с культом католических святых, но и Ливонскую, и Северную войны. Более того — после последней отмечать Томасов день стали еще пышнее.

Счет, датированный 1725 годом, свидетельствует: магистрат едва-едва начавшегося оправляться от потерь, причиненных военным лихолетьем и чумной эпидемией, города на празднестве в честь дня апостола Фомы экономить был вовсе не намерен.

Совсем наоборот: для праздничного ужина в ратушу были доставлены два с половиной малых бочонка крепкого пива для услады членов муниципального самоуправления и еще половина чана пива обыкновенного — для угощения солдат магистратской стражи.

Служивым за ратушный счет подавали в тот вечер также водку, хлеб и соленую рыбу. Самих же господ-ратманов почивали французским коньяком, фленсбургскими устрицами, цитрусовыми, а также — заморскими оливами и оливковым маслом.

Возобновление былых и формирование новых торговых связей откладывало отпечаток на меню праздничного ужина: в 1732 году, например, наряду с известным еще со шведских времен черным кофе к десерту педали доселе малоизвестный чай.

Угощали в Томасов день члены городского самоуправления и старейшин основных профессиональных корпораций — олдерменов Большой купеческой гильдии, ремесленной гильдии Святого Канута и братства Святого Маврикия.

Завершался «рождественско-новогодний корпоратив» в Бюргерском зале ревельской ратуши обязательным сбором пожертвований в пользу опекаемых в городских богадельнях сирых, хворых и убогих.

Сбор пожертвований осуществлялся специально нанятым для этой цели человеком: в 1725 году им стал некий Теодор Винклер, вознагражденный за труд бочонком крепкого пива ценой в четыре талера.

Не так уж и мало, если учесть, что повару, готовившему блюда для того же самого пира, было заплачено в четыре раза меньше: один талер, «не считая двадцати копеек русскими деньгами».

Маскарадная элегантность

«Каждый год отцы города, как именовали себя на поэтический лад члены магистрата, устраивали шествие через Рыночную площадь от ратуши до церкви Святого духа, — вспоминал в мемуарах ревельский архивариус Йоханн фон Хансен. — Гордо и старательно вышагивали вслед за ними старейшины обеих гильдий и члены Братства Черноголовых. Со взятыми на караул ружьями, во главе с капитаном, знаменосцами и барабанщиками, приветствовали их солдаты ратушной стражи.

Форма этого подразделения была весьма по-маскарадному элегантна: темно-синие мундиры с красными воротничками, красные обшлага, красный кант, желтые пуговицы, с огромных киверов ниспадали широкие и узкие витые аксельбанты.

На широком белом поясе был закреплен патронташ и ножны для штыка. Бравые ребята вскидывали на плечо мушкеты, к каждому из которых был прицеплен начищенный штык, а вот наличием ружейного затвора похвастаться могло далеко не каждое ружье.

Во время построения вечером Томасова дня лица эти бравых защитников города прямо-таки светились. В их глазах горел огонь, в котором самая искренняя любовь к воинскому ремеслу преломлялась готовностью самого же рыцарского служения».

Описываемые мемуаристом события приходятся на тридцатые-сороковые годы позапрошлого века — следовательно, в ту пору традиция отмечать дату, утратившую связь с началом цикла зимних церковных праздников, была еще вполне жива.

Книга архивариуса Хансена появилась на полках книжных магазинов в 1877 году. Годом ранее ревельский магистрат был упразднен в качестве органа муниципальной власти и заменен, по общероссийскому примеру, городской думой.

Скорее всего именно тогда самый короткий день календарного года утратил какую-либо связь с системой муниципального управления и перестал быть для ее служащих праздником, который сейчас назвали бы «профессиональным».

Еще раньше — по всей вероятности, непосредственно после церковной реформации, покончившей с культом католических святых день апостола Фомы перестал быть отправной точкой рождественско-новогоднего веселья.

И всё-таки едва различимое эхо утраченной значимости 21 декабря для былого Ревеля можно рассль» шать и в наши дни. Еще точнее — разглядеть. Подняв взор над суетой шумящей на площади у ратуши праздничной ярмарки.

Там, на ратушном шпиле, как и без малого пять столетий подряд, несет почетную стражу Старый Тоомас — копия оригинала XVI столетия, изображающего ландскнехта — солдата городского ополчения.

На библейского апостола Фому он не похож абсолютно ничем. На далеких предков тех бравых магистратских вояк, которых так красочно описал в своих мемуарах архивариус Хансен, — похож несомненно.

* * *

Никто не может сказать, когда именно флюгер над зданием ратуши начали впервые называть Тоомасом: иные путешественники двухсотлетней давности видели в нем… святого Маврикия.

Газетные публикации (впрочем, исключительно немецкие) начинают величать фигурку ландскнехта его нынешним именем не позднее конца XIX столетия. Эстонские авторы — накануне Второй мировой.

Едва ли бравый жестяной знаменосец с жестяным мечом на боку, стоящий под жестяным же флажком-флюгаркой, имеет какое-то отношение к ученику Иисуса, склонного проверять услышанное личным опытом.

Но он наверняка хранит память о парадных построениях городской стражи вечером Томасова дня — давней даты завершения финансового года, праздника отцов города и начала самых веселых дней долгой таллиннской зимы…

По материалам Таллиннского городского архива.

Йосеф Кац
«Столица»