Падение Берлинской стены стало в СССР шоком для многих взрослых, а для некоторых детей — первым столкновением с ложью. «Гэдээр» была последней сказкой, в которую верила Полина Аронсон.

В силу каких-то непонятных обстоятельств, я, книжный ребенок, проводивший дождливое ленинградское лето среди дачных подшивок «Иностранной Литературы», умудрилась не прочитать в детстве «Хроники Нарнии». Лев, колдунья и платяной шкаф прошли мимо меня, свернувшейся на диване с очередным Крапивиным. Однако и у меня была своя волшебная страна, полная чудес и магических превращений. Называлась она «Гэдээр», а путеводителем по ней стал учебник по немецкому языку для третьего класса средней школы.

Волшебство по расписанию.
Открывался учебник диалогом, больше похожим на серию магических заклинаний. На картинке девочка моего возраста намазывала на белую булочку толстый слой варенья, а мама в платье и туфельках говорила ей:

— Моника, не торопись. Ешь медленнее.
— Но я должна быть в школе вовремя, мама!
— По расписанию твой автобус придет через 11 минут. У тебя есть время.
— Спасибо, мама.

Поистине волшебная страна «Гэдээр»! 72-й автобус, отвозивший меня в школу, прибывал не по расписанию, а по воле божьей, так что во вторник я как раз успевала к 8.30, в четверг приезжала на 15 минут раньше, а в пятницу опаздывала так безнадежно, что коротала время, оставшееся от первого урока, за болтовней с гардеробщицей Софьей Исааковной, утверждавшей, что зная идиш, немецкий можно и не учить.

Летом в ГДР всегда светило солнце. Зимой всегда шел густой приятный снег. Осенью следовало собирать грибы, весной — цветы. Населяли ГДР чудесные, здоровые и дружные люди — семейство Краузе, состоявшее из бабушки, бородатого папы, спортивного вида мамы и, наконец, пионерки Моники. Краузе жили простой, понятной жизнью, не омраченной сомнениями. Бабушка пекла печенье, папа сидел в кресле и читал газету, Моника с мамой делали по утрам зарядку. Одноклассники Моники были все как один веселы и веснушчаты и не воровали у нее из ранца югославские жвачки. Когда они пели у костра — Und wir lieben die Heimat! — лица их выглядели такими счастливыми и радостными, что сердце мое екало от тоски.

«Вот каких успехов может достичь социалистическая страна, если все ее граждане соблюдают порядок!», — говорила наша «немка» Татьяна Борисовна и выразительно смотрела на нас. Татьяна Борисовна знала о чем говорит — проведя в ГДР пять лет в качестве офицерской жены, она ходила по тем же улицам, что и семейство Краузе, ела на завтрак те же булочки с вареньем. Одевалась Татьяна Борисовна в неизменной красно-желто-черной гамме, а над ее столом в классе висел фанерный герб с циркулем и венками колосьев.

Раз в неделю с герба нужно было стирать пыль — и впечатленная моим энтузиазмом в зубрежке неправильных глаголов, к концу первой четверти Татьяна Борисовна передала эту обязанность мне. Вскоре последовали и другие задания — например, нарисовать плакат к 50-летию ГДР или таблицу с цифрами годового оборота добычи угля. Согнувшись над очередным листом ватмана, я нередко чувствовала на своем затылке ее испытующий взгляд. Она как будто присматривалась ко мне — достойна ли я того мира, где глагол всегда стоит в конце предложения, а автобус приходит по расписанию.

Мы не проходили никакую стену.
Этот мир обрушился сразу после окончания осенних каникул. 13 ноября 1989 года немецкий язык был первым уроком, но Татьяна Борисовна не ждала нас, как обычно, перед классом, чтобы, запуская внутрь по одному, заодно проверить чистоту ушей и воротничков. Дверь была распахнута настежь, а в сам класс было не войти: в нем собралась, кажется, вся школа — включая Софью Исааковну. В углу у доски на полную мощность что-то бубнил телевизор, а Татьяна Борисовна, размахивая руками, повторяла одну и ту же фразу: «Что же теперь с нами будет! Что же теперь с нами будет!». Там, в черно-белом изображении мужчины и женщины отчаянно лезли на какое-то заграждение, а толпа снизу подталкивала их выше и выше.

«Ну, немцы дают, — сказал стоявший за мной физрук ПалИваныч. — Раз — и снесли стену». «Какую стену?», — спросила я. «В смысле, какую? — переспросил ПалИваныч. — Она вам что, про стену не рассказывала?». «Мы не проходили никакую стену», — прошептала я с таким ужасом, как будто он заставлял меня прыгнуть через козла. «А что же вы проходили?», — спросил он. «Времена года, Монику Краузе», — пробормотала я в ответ. «Моника Краузе! Это что, певица какая-то?», — не унимался ПалИваныч. «Нет, это просто девочка такая, пионерка…», — начала было я. Но ПалИваныч уже махнул рукой: «Нет никакой Моники. И гэдээра теперь тоже не будет. Кончился ваш гэдээр».

Новая жизнь семейства Краузе.
Вместе с гэдээром кончилась и власть Татьяны Борисовны. Всю вторую четверть она проболела, а прямо перед зимними каникулами выяснилось, что в школу она больше не вернется. На Новый Год моя бабушка подарила мне книжку детских английских стихов. «Учи, будешь теперь с американцами разговаривать», — сказала она, когда я развернула подарок. На подоконнике у бабушки стояла «Спидола», настроенная на «Би-Би-Си», и голоса в ней шипели неприятными словами: Хонеккер, штази, Варшавский договор. «Кончился ГДР», говорила бабушка, ворочая на сковородке жареную картошку, — слово в слово, как ПалИваныч. В апреле вместе со всем классом я сдала учебник с Моникой в школьную библиотеку — нам сказали, что их увезут в макулатуру. Герб ГДР завхоз убрал в подвал.

А еще через три месяца тетя одноклассницы прислала из Штутгарта каталог фирмы «Отто», полный кофточек, сапожек и ножей для чистки картофеля. Раскрыв его на разделе «Бытовая техника», я чуть не выронила его из рук. Прямо на меня с глянцевых страниц смотрело семейство Краузе, собравшееся вокруг сияющей кофеварки. Они переехали — но все было по-прежнему. Бабушка все так же держала перед собой поднос с печеньем. Отец все также сидел в кресле с газетой. Мама в платьице и туфельках все также обнимала Монику за плечи. Восставшее из макулатуры, семейство Краузе начинало новую жизнь, еще более прекрасную и волшебную, чем раньше. Жизнь, которую от меня отделяла какая-то новая, непреодолимая и невидимая стена. «Что же теперь с нами будет?» хотелось закричать мне, но я просто перевернула страницу — в раздел «Товары для ванной».

Полина Аронсон — социолог, журналист, редактор онлайн-платформ dekoder и oDR. Автор книги «Любовь: сделай сам. Как мы стали менеджерами своих чувств».

Related posts

• Исток таллиннской историографии: возвращение Городского архива