Для того чтобы посетить «всамделишную Лапландию», столичным жителям девяностолетней давности было достаточно заглянуть на пустырь за зданием нынешнего Английского колледжа на бульваре Эстония.

Вопреки распространенной точке зрения о том, что в «старое доброе время» зимы в наших краях были чуть ли не арктические, по отношению к периоду довоенной Эстонской Республики утверждение это не совсем справедливо.

Семья лопарей-саамов с их оленями. Иллюстрация из газеты «Rigasche Rundschau», март 1931 года.

По крайней мере всю вторую половину двадцатых годов местная периодика сетовала на то, что Рождество и Новый год опять выдались бесснежными, а то и вовсе дождливыми – словно у нас тут не Таллинн, а Париж или даже Лондон.

Впрочем, с началом тридцатых годов ситуация, похоже, вновь повернула в лучшую сторону: жалобы на отсутствие снега и мороза постепенно сменяются традиционным сетованием на небывалые заносы и стужу, «какие не припомнят и старожилы».

Особенно ощутимо дыхание зимы было девяносто лет назад в самом центре столицы: буквально в двух шагах от главной площади можно было встретить… северных оленей, невозмутимо пасущихся близ аутентичного чума – жилища обитателей Лапландии.

Олени в трюме

Во вторник, 20 января 1931 года, к обледенелому причалу таллиннского порта причалил финский пароход «Посейдон».

Среди его пассажиров было пятеро не совсем привычных: мужчина, женщина и трое детей, все одетые в невиданного покроя шубы на оленьем меху и пестрые вязаные шапочки с множеством не менее пестрых помпонов.

Дождавшись, когда основной поток прибывших несколько рассосется, они, к радости толпившихся в гавани зевак, вышли на прогулочную палубу, помахали встречающим рукой и чинно прошествовали к пункту пограничного контроля.

Внешний вид экзотических гостей явно заинтересовал пограничника – а то, что все пятеро были вписаны в один паспорт, где вклеена была только фотография главы семейства, вызвало у стражей границы неловкую заминку с идентификацией.

Подобное в практике первой половины ХХ века встречалось. Проблема же состояла, преимущественно в том, что подтвердить свою личность прибывшие не могли – потому просто, что не знали ни одного из языков, на которых к ним пытались обратиться.

Наконец, выяснилось, что в определенной мере иностранцам знаком финский – и с помощью сопровождавшей их женщины-переводчика эстонская сторона смогла выяснить, кто из гостей является кем и какова цель их визита в Эстонию.

Последнее, пожалуй, было процедурной формальностью: уже с середины января газеты сообщали, что в Таллинн прибывает передвижная выставка, знакомящая с бытом самого северного финно-угорского народа – лопарей или саамов.

После того как все погранично-таможенные формальности были улажены, на берег также спустились два северных оленя, проделавших путь от Хельсинки до Таллинна в… багажном отделении под палубой.

Накормив полярных красавцев специально привезенным из Лапландии замороженным ягелем, гости запрягли животных в двое саней – и живописная процессия двинулась к центру столицы.

Образовательный аспект

Нынешнему таллиннцу сама идея того, что «главными экспонатами» этнографической выставки могут быть представители экзотических стран и народов, кажется несколько шокирующей.

Так оно, разумеется, и есть – с точки зрения современной этики. Но вплоть до середины прошлого столетия в подобных «экспозициях» не видели ничего особенного, тем более – возмутительного.

Судя по всему, ничего унизительного в роли «живых экспонатов» не видели и сами гости: словно не замечая посетителей, они вели во дворе Коммерческой гимназии ту же привычную жизнь, что и в тундре.

Единственное, на что жаловались репортерам местных изданий уроженцы Крайнего Севера, – это нежданно-суровая таллиннская погода: жители Заполярья ощущали себя тут даже в чуме непривычно… холодно.

Причина оказалась достаточно прозаична: Таллиннская бухта еще не успела покрыться льдом – и сырой морской воздух даже при восьми градусах ниже нуля казался лапландцам, выросшим в континентальном климате, лютой стужей.

Зато самим таллиннцам подобный температурный режим был вовсе не помехой: дефицита желающих поглазеть на «передвижной лапландский скансен» не наблюдалось. Правда – все больше издалека, не приобретая входной билет.

Девушки-билетерши предполагали, что причина тому – нежелание снимать на морозном ветру варежки или перчатки и лезть в кошелек за монетами. Но, по всей вероятности, организаторы просто переоценили финансовые возможности горожан.

Выложить пятьдесят сентов с взрослого человека – раза в три больше, чем за дневной киносеанс – таллиннцы не торопились. Да и для школьников пятнадцать сентов тоже было тратой, надо понимать, весьма значительной.

Лишь после того, как городские власти решили, что выставка во дворе Коммерческой гимназии носит не увеселительный, а скорее образовательный характер, от уплаты налога на развлечения организаторы были освобождены.

В благодарность за это цену на билеты удалось понизить на пятнадцать процентов – а малоимущим школьникам по предъявлении ученического удостоверения посещение чума сделали и вовсе бесплатным.

Местные реалии

«Интерес публики к прибывшей семье лапландцев наблюдается большой, – свидетельствовала заметка в «Вестях дня». – Ежедневно на двор Коммерческой гимназии направляется масса любопытных».

Узнать от обитателей импровизированного «зимовья» на площадке в двух шагах от бульвара Эстония и впрямь можно было немало любопытного: благо, девушки-билетеры бойко переводили с финского на эстонский.

Например, что при всей верности приготовлению пищи в котле на открытом огне едят саамы те же самые продукты, что и жители Эстонии: мясо, рыбу, хлеб, масло – вот только практически без соли – нет ее в тундре.

Или что зовут главу семейства Пока, его супругу – Мария, причем то же самое имя носит и средний ребенок – восьмилетняя дочь. У старшего сына – христианское имя Иисак, а вот младшего, полуторагодовалого, нарекли по-лопарски: Ааслака.

«Означают ли что-то лапландские имена – это сопровождающим выставку девушкам неизвестно, – бесхитростно сообщала читателям газета Waba maa. – Фамилии же лапландцы вовсе не употребляют, обходясь исключительно личными именами».

Корреспонденту удалось выяснить, что родом гости Таллинна с финляндско-шведского приграничья, километрах в четырехстах от городка Рованиеми – в ту пору, разумеется, еще не успевшего стать общепризнанной резиденцией Санта-Клауса.

«В глухой тамошней тундре живут их родичи – целая большая семья, – продолжал журналист. – Там они пасут своих оленей и ловят рыбу. Не так давно они приезжали в Хельсинки, откуда двое старейшин уже уехали назад домой».

С реалиями местной жизни, по крайней мере, глава семейства освоился: выучив на эстонском соответствующую фразу, он интересовался, где тут поблизости находится лавка со спиртным и до скольких она открыта.

Журналисту саам пояснил, мол, спирт ему нужен для приготовления снадобья от простуды. На деле же, вероятно, манила его сама доступность горячительного: в Финляндии еще действовал сухой закон…

Успех повсюду

Проведя в Таллинне пять полных дней, лапландцы направились в Ляэнемаа, а оттуда – по северо-восточной, центральной и южной Эстонии.

Хаапсалу и Нарва, Валга и Раквере, Пайде и Вильянди – в каждом населенном пункте «передвижной экспозиции» сопутствовал успех. Правда, во время переездов один из оленей пал, а в Выру даже пониженную цену за билет сочли слишком высокой.

Лишь во второй половине марта гости из Заполярья достигли Риги. Морем туда же были доставлены три новых оленя – и программа «передвижной выставки» была дополнена возможностью прокатиться в лапландских санях.

К тому моменту уроженцы Крайнего Севера, похоже, окончательно обжились в непривычных условиях. И от статуса «пассивных экспонатов» перешли к роли, как могли бы сказать в наши дни, «интерактивного этнографического шоу».

Так, старший сын лопаря Пока, подросток Иисак, к примеру, не только демонстрировал публике навыки обращения с лассо, но и за несколько монет в обход официальной кассы начал обучать своему искусству рижских сверстников.

Долго задерживаться на чужбине саамам не пришлось: приближалась весна. Надо было успеть добраться хотя бы до Финляндии, прежде чем снег сойдет, сани превратятся в обузу, а оленям станет слишком жарко.

Можно предположить, что обратно до Хельсинки семейство добиралось прямым путем – по морю. Во всяком случае, о том, чтобы саамы посетили Таллинн на пути домой, свидетельств не сохранилось.

Йосеф Кац

«Столица»