Таллин: небоскребы «вертикального города»
Привычка в буквальном смысле слова селиться «поближе к звездам» стала за минувший век для таллиннцев второй натурой.…
Таллин: Переулки Городских Легенд
Таллин: Застывшее Время-|-
Привычка в буквальном смысле слова селиться «поближе к звездам» стала за минувший век для таллиннцев второй натурой.…
Книга Йосефа Каца «Городской голова Гиацинтов» — рассказ не только о выдающейся фигуре в истории русского Таллинна, но и о жизни нынешней столицы Эстонии сто лет тому назад.…
Что объединяет три перечисленных понятия между собой? Одно слово – Виру: топоним, знакомый каждому таллиннцу.
В том, что Таллинн не относится и никогда не относился к землям уезда Вирумаа, начинаешь, порой, сомневаться.…
Приближающееся тридцатилетие таллиннской Олимпийской регаты-80 – подходящий повод вспомнить о ее талисмане. Некогда так искренне любимом горожанами, но, к сожалению, основательно подзабытом.…
Уникальная «дача» таллиннца шведских времен, старейший в Эстонии мемориальный музей, первый отреставрированный в городе архитектурный памятник – все это домик Петра I в Кадриорге……
Ровно три четверти века тому назад семья таллиннских музеев пополнилась еще одним – Эстонским морским музеем. Открыт он был 23 февраля 1935 года, став первым специализированным музеем морской тематики в столицах Балтийских государств.…
Обновленная экспозиция филиала Таллиннского городского музея в башне Кик-ин-де-Кек и отреставрированные бастионные ходы под горкой Харьюмяги открываются для посетителей в марте.…
Ученица легендарной ревельской балерины Евгении Литвиновой и победительница Брюссельского международного балетного конкурса 1939 года до сих пор живет в таллиннском районе Мустамяэ.…
Реновация ангаров Лётной гавани, которые пустовали многие годы, будет завершена в 2011 году. После окончания работ у подводной лодки «Лембит» появится новый «дом», и в ангарах разместится музейная экспозиция.…
«…Года господня 1433-го, месяца мая 11-го дня, совершенно выгорел весь город Ревель вместе с собором и всеми церквами и монастырями и со всеми органами и колоколами, от коего пожара загорались также все сады и сараи вне города и сгорали со множеством народа».
В строчках хрониста Бальтазара Руссова нет преувеличения: среди таллиннских катаклизмов и катастроф пожар 1433 года занимает «почетное» место». Не даром отголосок огненной стихии отразился даже на страницах Псковской летописи. И потому несколько странно, что отцы города решили всерьез обеспокоиться пожарной охраной лишь спустя…122 года.
Буква устава
Упрекать членов средневекового Ревельского магистрата в беспечности нет, пожалуй, особых оснований. «Брандорнунг» – «Пожарный устав» 1555 года наверняка является не первым подобным документом в таллиннской истории, но всего лишь старейшим из сохранившихся до нас. Другие погибли – не исключено, что и в огне пожаров.
Борьба с огнем была прописана в «Пожарном уставе» вполне на уровне других городов средневековой Европы. Дозорному на башне ратуши надлежало бить в колокол, чуть завидев поднимающийся не из трубы дым. В гильдиях и домах горожан надлежало иметь багры и кожаные ведра. Церковным сторожам предписывалось иметь под рукой бочонок простокваши: неведомо почему считалось, что «небесный огонь» – возгорание, вызванное молнией – обычной, «земной» водой не потушить.
Профессиональных пожарных средневековая Ливония не знала: борьба с огнем была обязанностью всех горожан без исключения. И – без национальных различий: «Пожарный устав», принятый в Тарту в 1635 году, прямо указывал, что брандмейстер должен незамедлительно сзывать «всех городских носильщиков, силачей и не-немцев», и незамедлительно мчаться на пожар. В Таллинне, по всей вероятности, дело обстояло точно так же.
Ливонские пожарные
Имя первого таллиннского брандмейстера история не сохранила. И потому ничто не мешает считать таковым Иво Шенкенберга – коварного антагониста главного героя в фильме «Последняя реликвия» и предводителя отряда харьюмааских крестьян в годы Ливонской войны в реальной жизни. Ведь именно его команде, по свидетельству все той же Хроники Руссова, ревельский магистрат поручил в 1577 году защиту города от пожаров.
«Было им поручено и день и ночь усердно стоять на часах; и когда кто либо принесет военному начальнику города огненное ядро, то всякий раз будет получать 3 марки, т. е. четверть талера, – пишет хронист – если же они заметят огненное ядро упавшим на дом бюргера, где нет стражи на чердаке, то немедленно должны войти в дом, затушить ядро или же выбросить его на улицу через люк. За то бюргер, у которого не было стражи, должен был во всякое время немедленно выдать им полталера. Тогда молодцы очень …
Восемьдесят лет назад лето было таким же непостоянным, но от этого не менее долгожданным. А вода Таллиннской бухты в теплый день казалась горожанам такой же манящей.
Споры о том, следует ли назвать место морских купаний позаимствованным у немцев словом rand или же необходимо заменить его «исконным» словечком mala на рубеже двадцатых-тридцатых годов волновали разве что филологов. Далекие же от ученых штудий таллиннцы, вне зависимости от происхождения и языка, чуть прогревалась вода, стремились за город.
Заветную цель путешествия всяк именовал по-своему. Одни – Штрандом. Другие – Бригиттовкой. Третьи – Пирита.
Столичная привычка
Изданный в 1921 году на эстонском языке путеводитель по Таллинну вскользь отмечает, что после того, как война и революция свели на нет деятельность купальных салонов Кадриорга, все большую популярность у горожан приобретают окрестности устья реки Пирита. Спустя несколько лет Пиритаский пляж навсегда затмил собой славу былых мест купания, с середины XIX века располагавшихся на побережье Каламая.
«Мы стояли в жаркий, душный воскресный полдень посреди центральной Ревельской площади, пустынной и нелюдимой, как Сахара, – писал в августе 1929 года фельетонист столичных «Вестей дня». – Идиллическая пустота и тишина окружали нас. Весь город, без исключения, отправился в Бригиттовку. Можно изменить всем своим привычкам, опрокинуть весь ход своей жизни, мечтать и даже писать стихи, несмотря на свой прозаический нрав, но воскресной поездке в Бригиттовку, бьюсь об заклад, вы не измените».
Дорога к Гангу
Добраться из душного города до заветных сосен, песка и морского бриза было восемьдесят лет назад делом непростым. Прогулочный пароходик из таллиннской гавани до Пиритаского причала с переменным успехом курсировал с самого начала ХХ века, но принять на борт всех желающих попросту не мог. Обещания городских властей в самом скором времени приступить к сооружению трамвайной линии до руин монастыря Святой Биргитты, а то и до самого Козе дальше газетных полос так и не продвигались…
«Я увидел грандиозную картину бегства целого города – на автомобилях, пароходах, лошадях, пешком, – продолжал таллиннский газетчик. – Картину, напоминавшую, — если бы не мирная тишина голубых просторов – забытые эпизоды беженства в памятные годы Мировой войны. Нескончаемо-длинной змеей извивался народ на всем протяжении Бригиттовской дороги…Если вглядеться в измученные от жары и ожидания лица, то невольно всплывают мысли о священных водах Ганга, о фанатических йогах, о жертвенном индийском культе».
Мученицы моды
Находились в довоенном Таллинне и те, для кого сравнение поклонников Пирита с бредущими к Гангу индуистами казалось слишком «мягким». По мнению иных столичных моралистов, Пиритаский пляж представлял собой ни что иное как «местный Вавилон». Тот …
Подпись автора на картине — вещь общераспространенная. На построенных зданиях архитекторы расписываются куда как реже. Один из примеров подобного «автографа» можно отыскать на фасаде доходного дома, построенного в 1925 году на таллиннской улице Валли. На уровне второго этажа и по сей день можно разглядеть доломитовую плиту с надписью: A. Wladovsky.
Столичный масштаб
«Роман» выпускника петербургской Академии художеств с нынешней Эстонией начался еще в царское время. Родившийся в 1876 году в семье преподавателя столичного коммерческого училища Александр Игнатьевич Владовский принял пост архитектора «Кренгольмской мануфактуры» в возрасте тридцати двух лет. За плечами у него было несколько работ в Санкт-Петербурге, одной из которых — особняку Н. Безобразова — престижный архитектурный журнал «Зодчий» посвятил отдельный выпуск. «Кренгольмские» постройки архитектора — прежде всего комплекс фабричной больницы — чудом пережили Вторую мировую войну и по сей день являются ценными элементами в городском ансамбле Нарвы.
В Таллинн Александр Владовский перебрался не позднее начала двадцатых годов. Ставший столицей независимого государства город переживал острый квартирный кризис, и те из предпринимателей, которые смогли сохранить капиталы в годы войн и революций, активно инвестировали имеющиеся средства в доходные дома.
Отмеченное подписью автора здание на улице Валли, 4 — тоже дитя тогдашней «квартирной лихорадки». Впрочем, когда смотришь на него, меньше всего думаешь о меркантильном. Решенный в стиле уходящего в прошлое модерна, украшенный (на последнем этаже) экспрессионистскими рельефами мужчин и женщин, дом — это отзвук той столичной, петербургской роскоши, которой губернский город Ревель по понятным причинам был в царское время лишен.
Еще одна вполне «петербургская» постройка Владовского — здание Военного госпиталя, завершенное в начале 1925 года. Ныне отреставрированное и переданное Генеральному штабу Сил обороны ЭР, оно и впрямь навевает ассоциации с застройкой парадных площадей невской столицы. Жаль, что финансовые возможности межвоенной Эстонии были несравнимо более скромными, чем подразумевал размах Владовского. Впрочем, в одном случае можно задним числом отблагодарить городские власти за экономность: предложенный им в 1924 году вариант реконструкции башни Толстая Маргарита в военный музей означал бы ее превращение в сказочный «замок Золушки». И фактическую утрату памятника подлинной средневековой архитектуры.
Вечное и злободневное
Проект переоборудования комплекса Больших Морских ворот — штрих, скорее, типичный для тогдашних представлений о принципах архитектурной реставрации, а не для творчества Владовского в целом. О том, сколь бережно относился он к сохранившимся памятникам таллиннской старины, говорит хотя бы башня Хинке, не снесенная, а встроенная в корпус дома на улице Валли. Резонно, что русский архитектор буквально грудью встал против прозвучавших в 1928 году предложений снести собор Александра Невского или перестроить его в …